и большинства других городов страны. Получили свою сатисфакцию?! Достаточно хорошо зная тонкую, хрупкую и ранимую душу Эдди Игнатьевича Рознера, уверена, что та акция нанесла неизгладимый урон. Статья явилась ключевым знаком в его дальнейшей жизни. За той статьёй скрывался мир безграничного невежества и несправедливости.
И с того рокового дня жизнь Эдди Игнатьевича потекла по иному руслу. Обиженный, оскорблённый и униженный Эдди Игнатьевич не в состоянии был выдержать той неожиданно свалившейся на него атаки. И в тяжёлую минуту решил обратиться к человеку, кто в дни суровой войны первым подал ему руку помощи. И как ему казалось, именно тот человек мог стать его защитой и правосудием. Это был старый почитатель его таланта – П. Пономаренко, живший всё там же, в Белоруссии, где они когда-то впервые познакомились. Пономаренко встретил Э. Рознера спокойно, словно знал, о чём может пойти речь и зачем тот приехал.
Выслушав разговор до конца, П. Пономаренко поспешил успокоить Эдди Игнатьевича, вручив ему два билета на самолёт в Сочи, чтобы Рознер с женой могли отправиться туда и отдохнуть, а заодно собраться с силами, а там, глядишь, что-нибудь и уладится. Как люди умные и дальновидные, оба понимали, какое значение имела та акция. Тщательно оценив ситуацию, происходящую на тот период времени в стране, и обстановку, сложившуюся вокруг него, Рознер пришёл к заключению, решив, что лучшим выходом из положения станет их отъезд из страны. И, нисколько не сомневаясь в своём решении, в один из дней вместо Сочи, как посоветовал ему П. Пономаренко, Рознер поехал во Львов, где стал хлопотать о возвращении ему и семье их старых польских паспортов. Пока Рознер был во Львове, за его спиной уже разыгрывалась настоящая буря. В то же самое время министерством культуры СССР был выдан приказ о том, чтобы все имеющиеся афиши с именем Э. Рознера должны быть немедленно ликвидированы, а оркестр должен быть расформирован. Думы, как жить дальше, и переживания не давали покоя. Вставал один вопрос: «Как могло всё перевернуться в один миг?!» Страна, которую он успел полюбить всем сердцем и в которую верил, предала его. Одновременно он думал и о тех, кому его искусство было не безразлично, а ими были все те простые слушатели, которые любили его музыку и поклонялись его таланту. За плечами оставались лишь воспоминания о концертной работе, городах, где его ждали, и об оркестре, который теперь оставался без права на существование. Как же взять и бросить всё в одночасье, то, что собиралось и копилось годами?! Мысли эти с болью отражались в его сознании и сердце.
Одно было ясно: в стране, где всё подчинено диктатуре власти, продолжать заниматься искусством было нереальным, а оставаться было тем более опасно.
В один из дней, не сказав ничего никому из друзей, собрав самые необходимые вещи, Рознер с женой и маленькой дочерью покинули Москву. Путь их лежал в город Львов, где им надлежало пересесть в другой поезд и направиться в Польшу. Получив во Львове паспорта, ничего не подразумевая,
