и, наклонившись ко мне, спросила: «Ты не хочешь в туалет?»
Я была рада случаю отойти от стола, от Жени, от танцев, слегка привести себя в порядок.
– Почему ты не танцуешь? – спросила я ее в туалете, когда она вышла из своей кабинки и стала рядом со мной у ярко освещенного лампами зеркала.
– С кем? С Майклом что ли? – презрительно сказала она, поправляя свои волосы и рассматривая свое лицо в зеркало. – Да не-е-ет, это так. Я с ним просто так. Пока…
– А я думала, что это твой муж!
Фаина уронила руки и в ужасе вытаращила глаза.
– Ты что?!
Она открыла воду, прыснула жидкого мыла и, ударяя кольцами друг о друга (на каждом пальце у нее было минимум по кольцу!), стала тереть руки.
– И вообще, я только что разошлась! – добавила она. Я сделала удивленное лицо.
– Скажу я тебе: порой живешь с человеком и десять и пятнадцать лет и не знаешь, что живешь с подлецом! Вот так. А этот… – голос ее снова наполнился презрением, – Майкл – не-е-ет! Если бы он был то, что надо, разве бы жена ушла от него?
– А от него ушла жена?
Фаина выдвинула нижнюю челюсть, поджимая нижнюю губу, и кивнула головой:
– Ну, да. То он учился на курсах программистов, не вышло. То он химчистку открывает – сгорело. Ему уже тридцать восемь лет, у него уже никогда денег не будет.
– Ну и что, что нет денег? А что, если нет денег, значит, он не человек? – не выдержала я.
– Ты понимаешь… Если он не умеет заработать, значит, он бездарь, дурак, я не могу его уважать. Какое там любить! Вот Женя – выражение лица у нее мгновенно изменилось, стало из лениво-сонного почтительным и серьезным, – это мужик! Этот нигде не пропадет! У него голова ва-а-а-ри-и-ит! – она закатила глаза. – Он из снега на улице, вот снег лежит, да, он из него деньги сделает! Не упускай его, Женя отличный вариант, – и, понизив голос, Фаина добавила, выкатив восторженные глаза: – Он же миллионер!
– А Майкл, стало быть, тебе не нравится?
– Нет. Нет. Майкл – это моська. Он за Женей ходит, раскрыв рот. И всю жизнь он будет мечтать до Жениных высот доползти, а в реальности даже на один дом скопить не сможет. Нет, это не годится. Идем, посидим, поболтаем немного, – сказала Фаина, увлекая меня в предбанник, мягко освещенный матовыми лампами, где у трюмо лежали всякие дезодоранты, кремы, щетки, шпильки, косметика.
Мы сели у зеркал в мягкие кресла, обитые темно-вишневым бархатом, и она закурила.
– Короче, что тебе сказать… – сказала Фаина, разжимая губы после затяжки и оставляя на папиросе кольцо от темно-вишневой губной помады. – Был у меня тут один, слышишь, красавчик, блондинчик, голубые глазки. Мм-п-с-с-у! – она поцеловала воздух своими жирно накрашенными губами. – Ты не поверишь, это концерт! Втюрился в меня по уши! Но та-а-кой идиот! My God![15] В парк (!) он меня гулять приглашал! Слышишь? – она тронула мою руку, смеясь. – В парк! – повторила
О Господи!
