по четырнадцать,– скромно сказал гость.
– Сколько-сколько?– выразительно переспросил Альпеншток с поднятием обеих бровей.
– По тринадцать,– быстро отреагировал Филипп Овидиевич.
– Гражданин,– уже строго сказал заместитель гостю, как человеку, нарушающему общественный порядок,–не вводите меня в заблуждение. У нас сроду не было такой цены. Вот у меня записано: по 7 гривен 100 килограмм.
– Ну как же так!– горячась, возразил Дундук,– я с Ниной Александровной договаривался неделю назад. Привози хоть тонну,– она говорила. По одиннадцать гривен примем запросто. А за это время цены у нас поднялись, я тоже немного добавил. Я привез всего семьсот килограмм. И вот-те на – сто кило. И по цене…смешно.
– Мил человек,– терпеливо, как воспитатель аристократа, продолжал Мстислав Генрихович,– во-первых, 7дней– это…это…так сказать, дистанция огромного размера…в наши дни. За это время правительство может два раза смениться…курс доллара улететь… Во– вторых, идемте со мной, –заместитель деликатно взял Дундука за локоток и повернул к двери. Они прошлись по столовой. Везде был ремонт: валялись ржавые и новые трубы, баллоны с пропаном и кислородом, битые стекла, известь, цемент и прочие стройматериалы.
– Санстанция срочно закрыла,– объяснял заместитель.– Два предписания уже было, на третье денег не хватило откупиться. Теперь ремонтируемся. Фарш гоним втихаря, по ночам. По моему личному мнению, дешевле все-таки было бы отмазаться,– шепнул он доверительно.– Но хозяйка сказала иначе– ничего не попишешь. Вот какие у нас дела,– сокрушенно вздохнул заместитель.– Больше ста килограмм принять от вас не могу, даже по шесть.
Я вот что думаю, Мстислав Генрихович,– кинув шапку на стол, сказал многоопытный Дундук,– к черту это сало. Как-нибудь я эти семьсот кило пристрою. Лучше согрейте нам чайку, а вам я привез грамульку коньячка. Пойдет?
– Не больше грамульки, не больше,– поспешно согласился Альпеншток.
– Через два часа Филипп Овидиевич знал, что хотел, а заместитель выпил все, что давали. Он тяжело пытался подняться, но не мог и заплетающимся голосом продолжал себя уговаривать:
– Они меня главрежом назначают…а я не хочу; они меня опять назначают, а я опять не хочу. Дайте, говорю, мне поставить что-нибудь настоящее…этакое, чтоб волосы дыбом, а иначе не хочу…теперь в заместителях на кухне…ну и черт с ним… зато я вопрос поставил ребром…
– Генрихович, ты мне расскажи подробнее. Как до этого цеха мне добраться,– перебивал его Дундук.– Значит, еду по Леси Украинки, потом налево, потом еще раз налево, потом на Житомирское шоссе. Сколько по шоссе?
– Пятнадцать– двадцать,– промычал Альпеншток,– да подожди ты, дай душу открыть…
– В следующий раз, Генрихович, в следующий раз…всю душу выворотишь, а сейчас некогда,– Дундук бесцеремонно отстранил кандидата в главные режиссеры и кинулся на выход. На молчаливый вопрос жены коротко ответил:
– Здесь в километрах
