„Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь“. Думаю себе: „Пожалуй, изволь, братец!“ И тут же в один вечер, кажется, все написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях».
Последние фразы этой цитаты – не преувеличение. Дело в том, что, задайся он такой целью, Хлестаков-Близнецы вполне мог бы в удивительно короткий срок написать немало неплохих вещей. Красивые слова льются из-под пера Близнецов стремительным потоком. А уж придумать занимательный сюжет, десять занимательных сюжетов за один вечер – для Близнецов плевое дело.
О речи Хлестакова можно было бы написать отдельную поэму. Для Хлестакова-Близнецов важно не что говорить, а как, т. е. в какую форму облечь свои чувства или (чаще) их отсутствие. Знакомство с прекрасным полом (женой и дочерью Городничего) он обставляет как нельзя более «приятно», «рисуясь»: «Как я счастлив, сударыня, что имею в своем роде удовольствие вас видеть… Возле вас стоять уже есть счастие; впрочем, если вы так уже непременно хотите, я сяду. Как я счастлив, что наконец сижу возле вас».
Хлестаков говорит не то что не подумав, как уверяет нас автор; просто великий Гоголь и сам не поспевает за потоком сознания своего героя. Мысль Близнецов движется настолько стремительно, настолько быстро идеи сменяют друг друга, что Близнецы вынуждены высказываться тезисно, пропуская объяснения и комментарии, отчего слушатели окончательно теряются и, словно загипнотизированные этим потоком, даже не вникают в смысл сказанного.
Хлестаков, как это ни парадоксально, не врет. Поначалу, в момент появления Городничего в номере его гостиницы, Хлестаков пытается говорить правду. Но правда эта непривлекательна, некрасива, и потому Хлестаков мямлит ее не очень уверенно, чем (вот парадокс!) вселяет в Городничего уверенность, что приезжий – важная шишка. К тому же, как и все Близнецы, Хлестаков свято верит, что лучший способ зашиты – это нападение, поэтому он скоро сам переходит в наступление: жалуется на трактирщика, который не кормит его в долг (из чего Хлестаков собирается возвращать свои долги, не ясно ему самому, как и любому мужчине-Близнецу). Когда же Городничий сам фактически навязывает Хлестакову роль ревизора, тот охотно принимается ее играть. Для Близнецов очень характерно, что раз начав «сочинять», они уже не могут остановиться. Знаменитая сцена «вранья» Хлестакова – лучшее тому подтверждение: «Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем) Сделайте милость, господа, если будете в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю… На столе, например, арбуз – в семьсот рублей арбуз. Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа… Я всякий день на балах. Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я… А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели… Иной раз и министр… Мне даже на
