материалы и пытаемся доказать, как вы отступили от Ленина, подтасовали документы».
– Это троцкистская группа, – делает вывод Каганович. – Есть и националисты.
– И «рокеры»-мотоциклисты. Выражают протест – носятся на мотоциклах во всем черном, наводят ужас собственным видом как черти. Поклонники рок-музыки…
– А почему рок-музыку популяризируют сейчас? – спрашивает Каганович. – По телевизору.
– У меня сыну пятнадцать лет, в девятом классе учится, начал увлекаться. Я говорю: «Ну что ты этих обезьян понавешал, битлов?» Он отвечает: «Папа, какие обезьяны? Один из них – коммунист».
– Вы его в комсомол не можете затянуть?
– Он комсомолец, но говорить с ним трудно.
– Надо направить.
– Наш в комсомол вступать не будет, – говорит Мая Лазаревна.
– Ее внук, мой правнук, – уточняет Каганович. – В восьмом классе.
– Мой сын мне снисходительно заявляет, – говорю я, – «в твое время были другие увлечения, в наше время – такие».
– Хрущева кто-то запутал, – размышляет Каганович.
– Степан Микоян, сын Анастаса Ивановича, говорил мне, что не Хрущев придумал выступить против Сталина, а Микоян подсказал, это, мол, его заслуга.
– Очень интересно, – говорит Каганович.
– Мол, Хрущев бы сам до этого не додумался.
– Не исключено, – соглашается Каганович.
Без личной обиды
– Но если раньше шла принципиальная борьба, Сталин боролся с Троцким, с правыми, а здесь, мне кажется, сыграли роль личные отношения.
– Да, тут сыграло, конечно… Когда люди не умеют отвлечься от личной обиды на общегосударственное и общепартийное понимание, это поведет черт знает куда.
– Из-за сына, говорят.
– Ведь главное у коммуниста что? – продолжает Каганович. Когда им овладевает мысль, он как бы не слышит ни реплик, ни вопросов и продолжает в разговоре гнуть свое. – Ну, я, например, скажу о себе. Меня держат вне партии.
Молотова восстановили в партии два года всего назад. Двадцать пять лет почти был вне партии. Но я отключаю всякие внутренние, психологические, душевные состояния, которые привели бы меня к обиде на партию, к злобе на партию и даже на тех, которые стоят у руководства. Потому что для меня выше всего – единство партии, партия в целом, политическая идейность. А это уже важно. Есть люди, я знаю много троцкистов, лично знал очень много, которые попали в контрреволюционеры, перешли к врагам из-за личной обиды. Надо быть человеком высокого идейного уровня, чтобы не попасть в такую кашу.
Это то, что, так сказать, ну, более-менее соединяло меня с Молотовым, – его идейные позиции.
Вы чай хотите?
– Чай! Теперь говорят: «Приглашаю вас на рюмку кофе!» – восклицает Мая Лазаревна.
– А кофе у нас нет, – говорит Каганович. – Не могли найти печенье.
– Сухарики нашла, – говорит
