уж случайном знакомстве в поезде? Ответ на это до некоторой степени давал конец протокола первого допроса. Следователь упрекнул Солженицына, что тот не искренен и не хочет рассказывать все. Александр ответил, что хочет рассказать все, ничего не утаивает, но, возможно, кое-что забыл. И к следующему разу он постарается вспомнить.
И он вспомнил… Да, ведь тогда, в 1945 году, мне тоже советовали вспомнить “всё”, рекомендовали брать пример с Солженицына. Но что я мог вспомнить?! А Александр “вспомнил” и заслужил более мягкое отношение следствия и суда. Как иногда полезна хорошая память!»52
Потом Солженицын еще будет удивляться, что друзья отнесутся к его предательству, скажем так, с недоумением. Обращаясь к Симоняну, он, в частности, напишет: «Когда в 1956 я вернулся после лагеря, после ссылки, после рака – и от Лиды [Ежерец] узнал, что ты на меня в претензии: как это так, утопая, я обрызгал тебя на берегу»53.
Обрызгал… Это в том смысле, что пускай он, Солженицын, оказался стукачом и иудой, но ведь он и отсидел, а оговоренный им Симонян отделался легкой нервотрепкой. Ну, так, позвольте, Симонян не виноват в том, что оказался невиновным, сорри за нелепый каламбур.
Из всей несостоявшейся «антисоветской организации» помимо Солженицына реально пострадал лишь Виткевич. Остальные… не были даже допрошены.
Комментируя этот факт, Наталья Решетовская отмечает, что это как-то «не согласуется с “теорией” Солженицына, что достаточно было назвать имя человека с добавлением в его адрес любого, самого абсурдного обвинения, и тот оказывался в лагере». И продолжает: «Но, надеюсь, он не жалеет, что ошибся в безупречности своей теории и что мы остались на свободе»54.
Наталья Алексеевна была слишком хорошего мнения о своем муже, чуть не засадившем ее в тюрьму. Солженицын искренне жалел, что его друзей минула его нелегкая участь. Так, в конце 1960-х, обращаясь в «Архипелаге» к Кириллу Симоняну, уже известному хирургу, профессору медицины, Солженицын досадовал: «Ах, жаль, что тебя тогда не посадили!»55. Видите ли, тот посмел бросить ему, великому писателю, упрек в односторонней оценке жизни.
Симоняна, к слову, Солженицын пытался посадить не единожды – сам Кирилл Семенович узнал об этом уже в 1952 году, когда его вызвали в КГБ. Следователь положил перед ним объемистую тетрадь в 52 страницы; профессор сразу узнал неподражаемый мелкий почерк своего школьного друга.
«Я начал читать и почувствовал, как у меня на голове зашевелились волосы», – рассказывал впоследствии Симонян в интервью чешскому журналисту Томашу Ржезачу. – Силы небесные! На этих пятидесяти двух страницах описывалась история моей семьи, нашей дружбы в школе и позднее. При этом на каждой странице доказывалась, что с детства я якобы был настроен антисоветски, духовно и политически разлагал своих друзей и особенно его, Саню Солженицына, подстрекал к антисоветской деятельности»
Виткевич Н. «Меня предал Солженицын…» С. 140-141.
Солженицын А.И. Сквозь чад. С. 50.
Решетовская Н.А. В споре со временем. С. 72.
Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. МСС. Т. 5. С. 102.
