утром на рассветеПоспать желанием влеком,
Чтоб не дразнили гадски дети,
Я переулком шёл тайком.
Я ночью крепко потрудился
Над тайной вечною стиха.
Теперь к подушке торопился
До перва зова петуха.
И я почти уже добрался,
Бренчая связками ключа,
Когда мне Голос вдруг раздался,
Проклятья жуткие урча.
Журчал тот Голос из растеньев,
Что у соседа во двору.
Отхожье место из бревеньев
Стояло там во ту пору.
Поперву я лишь рот разинул,
Потом залез в кусты ракит,
Отхожу будку опрокинул,
А там сидит сосед-пиит!
Потешно видеть, как без будки
Сидит сосед мой на дыре
И сыплет шутки-прибаутки
На смех весёлой детворе!
Переделкино, 1933, весна
Судьба поэта
Кабы был бы я лягушкой, в тине бы скакал,
На болоте под гнилушкой квакал и икал.
Кабы был бы я совою,
По лесу б летал,
Из кустов ночной порою
Баб-детей пугал,
Гукал, хохотал.
Не дано мне под корягой
Квакать и бурчать,
Над зловещим над оврагом
По небу летать,
Глазьями сверкать.
Тяжела судьба поэта —
Виршами страдать
И за все про все за это
Суд толпы глотать.
Но могу еще ночами
Я в кустах икать,
Громкозвучными стихами
Баб-детей пугать.
Переделкино, 1933, весна
Поэт и толпа
Как, подчиниться решениям черни?
Вольною волею дышит Поэт.
Шиш вам платить ни налог непомерный,
Ни за сортир, ни за газ, ни за свет.
Ругаясь с управдомом, 1933
Козлам России
Зачем же мне среди живётся
Поэтов, выжиг и рвачов?
Ну погоди, ещё найдётся
На вас Емелька Пугачов.
Один поутру водку гложет,
Да топчет баб, да сам косой,
Другой ползёт с опухшей рожей
С ранья в сельпо за колбасой.
Один трибун, как Лёвка Троцкий,
Всё шашкой машет и рычит,
Другой сидит за партой с соской
И вирши детские строчит…
Один лишь я, как в детстве Пушкин,
Талантлив, смел и даровит.
Пиит от пятки до макушки,
Я всех пиитов вас пиит!
Меня не схватишь руком голым,
Безбрежен мощь мово стиха!
Вощще, чем жечь сердца глаголом,
Пущщу вам красна петуха.
Матросская Тишина, 1933
Снигиревая тетрадь
Крокодил могутный
В Нил-реке, где воды мутны,
Где араб лица не мыл,
По фамилии Могутный
Жил могутный крокодил.
Не читал он с умной рожей
Детских книг, надев очки,
Весь небрит и неухожен
В мутных водах Нил-реки
На ребрах
