все-таки предложение Хрычу не по нраву.
Не хочет он сворачивать в поселение, хочет ехать дальше по каменистым пригоркам, пропахшим солью и рыбой, под колючими порывами ветра, такого стылого, что не верится, будто на равнинах уже буйствует весна. Три дня до речного краераздела, до ближайшей корчмы Полесья, куда могли передать новые наказы для нас. Если всё, чем занимаюсь нынче я и другие выучни, даст плоды, то извещенья от владетеля Полесья станут принимать и здесь, в корчмах Подкамня. А там мы и на юго-восток доберемся, в Порожки, за Средьземное озеро. Болотцев, ничейцев и энтайцев по понятным причинам в расчет не берем. Загорцев тоже не берём в расчет, но по причинам, наоборот, непонятным.
– Наша танна будет очень, о-очень благодарственна вам, – второй рыбалка благодушен, взгляд у него снисходительный и добрый, слова он тянет с таким значением, точно в каждом из них есть и второй, секретный смысл.
Танна. Надо же. До сих пор я думал, что варки считают своих женщин годными лишь для одного, и это одно – вовсе не управление землями.
Хрыч медлит. Его ответа ожидают в такой напряженной тишине, что слышно, как плещет за стеной вода, гоняя лопасти ветродуйной машины.
Я пытаюсь поставить себя на место Хрыча. Представить, как бы поступил я сам, если бы проезжал здесь в одиночку. Меня бы насторожили эти люди, взявшиеся невесть откуда? Так ведь люди живут везде и везде же оказываются рядом с тобой, даже если пытаешься их избегать. Всякая земля полнится слухами, а мы к тому и стремимся: наполнять окрестные земли правильными вестями, чтобы каждый узнал о хмурях и убедился в их возможностях. А письмо, которое привезли рыбалки, выглядит настоящим, и запечатано было как надо, тут не придерешься.
Самовольничать, берясь выполнять просьбы всяких встречных – не по правилам, это верно, наказ должен исходить от владетеля Полесья. Но это такая мелкая мелочь! Ведь встречный – танна, а не какая-нибудь шелупонь, в шкатулке у Хрыча еще две фляги Пёрышка, а лишние деньги будут вовсе даже не лишними!
Я проговариваю всё это про себя, взвешивая каждое соображение по отдельности, и думаю: так будь я здесь один, согласился бы помочь рыбалкам?
И не могу найти ответа, потому что трепет перед Хмурой стороной заслоняет в моих глазах всё прочее. Пожалуй, я слишком увлечен важностью своей роли, для меня перейти черту и выполнить своё назначение – уже и награда, и цель, оправдывающая многое.
И дело не в том, что умение ходить на Хмурую сторону возвышает меня над людьми, не способными на это. Дело в том, что каждый заход немного меняет меня самого: в солнечном мире я только и делаю, что упиваюсь этой самой своей важностью и мечтаю обрести самостоятельность. В Хмуром же мире я сильнее, выше всего этого и… чище, что ли. Там меня ведёт жажда справедливости, нетерпимость к злодеянию, она заполняет всё моё существо, вытесняет прочие чувства и превращает меня в наконечник стрелы, разящей…
Я бы согласился поехать с рыбалками только ради этого, не думая обо всем прочем.
– Ну,
