ряду причин, которые никак не связаны с тем, что в действительности происходило на Тайной вечере, духовные лица христианской церкви, вступив в сговор друг с другом, возвели в статус канона алкоголизацию Святых Даров. Каков был этот ряд причин, и какие цели на то мотивировали модернизаторов – теряюсь в догадках и домыслах. Но очевидностью помечены причины, под влиянием которых церковники, стоящее на Святых Дарах, как на моральном основании, на протяжении столетий оправдывали винопитие – винопитие не пьянства ради, но токмо славы Божией для; очевидны причины винопития, которому предавались церковники, подрядившие себе в служанки лукавую проповедь «умеренного пития» и высокомерные филиппики против предающихся постыдному пьянству. Последнее, впрочем, ничуть не спасало самих же клириков от неизбежного дрейфа под власть зеленого змия. Например, несмотря на то, что Лука Жидята, епископ Новгородский (первая половина XI века) в «Поучении к братии» настойчиво проповедовал: «не пей безвременно, но пей в меру, а не до пьянства» [85], (не до пьянства, но – пей!), не прошло и века после крещения Руси, как свои рассуждения о частых пирах, о пьянстве в монастырях разместил в своем послании к черноризцу, писателю Иакову митрополит Киевский и всея Руси, святитель Иоанн II (ум. 1089) [86].
Не удосужилось сгинуть пьянство поганое и после того, как церковь на протяжении пяти веков проповедовала эту свою, сущую бессмыслицу – «пей в меру». Да, что там – сгинуть?! Оно не только не сгинуло – преумножилось?! Ведь не из фантазий же своих исходя, царь Иван IV в своем послании (1573 г.) в Кирилло-Белозерский монастырь игумену Козьме с братиею во Христе, раздраженно сетовал: «А в Сторожевском монастыре до чего допились? Некому и затворить монастырь, на трапезе трава растет» [87].
Некому! А это означает, что не какой-то там инок одинокий забулдыжил ненароком, упился до положения риз, а – весь монастырь в стельку пьян! Потому-то ведь и – «некому». А Сторожевский монастырь, заметим попутно, основанный в 1398 году монахом Саввой, учеником преподобного Сергия Радонежского, в те времена играл роль форпоста Московского княжества!
И вот, после таких-то свидетельств, а их – пруд пруди в документах минувших столетий, – находятся еще некие, якобы, «патриоты», пытающиеся кормить нас россказнями о том, что, якобы, никакого пьянства-алкоголизма на Руси отродясь не бывало, и что русское пьянство – миф, и что мы завсегда пили меньше, чем Европа и пр., пр., пр. А если и меньше, так и что с того, коль монастырь некому затворить? Какова надобность непременно в добродетель возводить то, что меньше? Это что же – достоинство? Пить? Пусть даже меньше тех, кто Русь спаивал – немцы, поляки и евреи.
И если пьем мы меньше, то у нас поэтому то, что творится, уже и не пьянство?
Разве того я против, чтоб гордиться Родиной и Отечеством, но не подло ли из одного желания гордиться – припудривать всенародную беду? И не «пудра» ли демобилизует, а потому и позволяет беде обретать хроническую форму? И не объединились ли с самыми подлыми недругами народа все эти, до дурости разошедшиеся, отрицатели наличия пьянства, столетиями разъедавшего Русь!
