и голым.
Было восемь часов утра. Погода стояла холодная и сырая, хотя дождя пока не было.
У входа стояли два человека. Один из них, в шерстяной красной вязаной фуфайке и с метлой в руках, был Яков, дворник и сторож дома, другого звали Иосиф. Он был лакеем Ивана; последний не взял его с собой в Москву, но теперь известил телеграммой, чтоб Иосиф ждал его на даче.
– Вот так история! Хороший прием для новобрачной, нечего сказать! И воображаю же я себе гнев Ивана Федоровича, когда он увидит, что дом пуст. Надо думать, хорошую сцену он устроил своей матушке! – с громким смехом сказал дворник.
Лакей пожал плечами.
– Что он взбесится – это верно, но уж не посмеет много возмущаться. Вся мебель принадлежит Клеопатре Андреевне. Она дала ее – и она же берет. На это она имеет полное право. Клеопатра Андреевна страшно раздражена, и пусть он остерегается даже приближаться к ней.
– Да из-за чего ж она так бесится? Разве невестка неподходящая?
– Черт ее знает, кто она такая! Все сладилось так быстро, что никто ничего и не знал до той самой минуты, когда пришла телеграмма с известием, что Иван Федорович обвенчался. Великий Боже! Что только произошло тогда, Яков, я просто не могу тебе рассказать! Сначала думали, что Клеопатра Андреевна сойдет с ума. Крики, истерика, судороги продолжались всю ночь, и никто в доме не сомкнул глаз. Наконец, она уснула и спала до пяти часов вечера. Но как только встала, тут же развила необыкновенную деятельность. Я получил приказание ехать с Дуней на Крестовский. Всю ночь мы провели за укладкой, так что, когда в шесть с половиной часов утра приехали ломовые, оставалось только уложить все на возы.
– Но как это она забыла взять кровать, ночной столик, кресло да часы? – спросил дворник.
– Ха! Ха! Ха! Она-то забыла? Нет, она оставила эти вещи потому, что они принадлежат Ивану Федоровичу. Ты еще не видел, Яков, как она убрала стены гостиной, пока ты помогал ломовым извозчикам выносить вещи. Она развесила на них все фотографии, какие нашла в ящиках бюро, и все любовные письма и записки, полученные Иваном Федоровичем от разных дам. Те тоже, надо полагать, останутся очень довольны такой выставкой своих писем. Но смотри: вон едет карета! Неужели это уже наши господа приехали?
Наемная карета действительно остановилась перед дачей. Дворник поспешил открыть дверцу. Но вместо ожидаемых господ из кареты вышла молодая девушка, одетая в драповый жакет, с кружевной косынкой на голове. Карета была набита саками да картонками; все переднее сиденье было занято большой корзиной, обшитой клеенкой. На козлах, рядом с кучером, стоял большой сундук.
– Это дом господина Герувиля? – спросила приехавшая девушка.
– Да, да! Вы, вероятно, камеристка молодой госпожи? – ответил Иосиф, любезно помогая молодой девушке вынимать из кареты картонки.
– Вы угадали: я – камеристка, Дарья, – сказала девушка и с кокетством
