в кресло. – Дело серьёзное. Вы не уйдёте отсюда, пока вас не осмотрит врач. Посидите тут – я мигом.
Схватив шляпу, я поспешил к дому врача, жившего по соседству, и привёл его с собой. Комната была пуста: Ванситтарт ушёл. Я позвонил. Слуга сообщил, что, как только я вышел, джентльмен велел вызвать кеб и уехал в нём. Извозчику он приказал везти его на пристань.
– У джентльмена был больной вид? – спросил я.
– Больной, как же! – улыбнулся слуга. – Нет, сэр, он всё время распевал во весь голос.
Эти сведения не были такими утешительными, как показалось моему слуге, но я рассудил, что он отправился прямиком на «Звезду Востока» и, коль скоро на борту есть врач, моя помощь ему больше не нужна. Тем не менее, вспоминая его жажду, его горячие руки, остекленелый взгляд, его сбивчивую речь и, наконец, этот шершавый лоб, я испытывал неприятное чувство и лёг спать с тревожными мыслями о моём госте и его визите.
Назавтра в одиннадцать часов я был на пристани, но «Звезда Востока» уже отчалила и спускалась вниз по Темзе, приближаясь к Грейвсенду. Я доехал до Грейвсенда поездом, но увидел лишь стеньги «Звезды Востока» да дымок тянущего её буксира. Теперь я больше ничего не узнаю о моём друге до того, как присоединюсь к нему в Фальмуте. Когда я вернулся к себе в контору, меня ждала телеграмма от миссис Ванситтарт с просьбой встретить её, и вечером следующего дня оба мы были в фальмутском отеле «Ройэлл», где нам надлежало дожидаться прихода «Звезды Востока». Десять дней о ней ничего не было слышно.
Эти десять дней никогда не изгладятся из моей памяти. В тот же день, когда «Звезда Востока» вышла из Темзы в открытое море, поднялся крепкий восточный ветер и яростно дул почти целую неделю без передышки. На южном побережье Англии не припомнят другого такого же неистового, ревущего, продолжительного шторма. Из окон нашего отеля открывался вид на море: окутанное туманом, с маленьким полукружьем исхлёстанной дождём воды у берега внизу, оно бурлило, бушевало, тяжко вздымалось, сплошь покрытое пеной. Ветер обрушивался на волны с таким бешенством, что срывал со всех валов гребни и с рёвом разбрасывал их пеной по всему заливу. Облака, ветер, волны – всё стремительно неслось на запад, а я ждал и ждал, изо дня в день вглядываясь в эту безумную сумятицу стихий, в обществе бледной, молчаливой женщины, которая с глазами, наполненными ужасом, с раннего утра и до наступления темноты простаивала у окна, прижавшись лбом к стеклу и устремив неподвижный взгляд в серую стену тумана, из которой мог появиться неясный силуэт судна. Она ничего не говорила, но её лицо выражало страх и страдание.
На пятый день я обратился за советом к одному старому морскому волку. Я бы предпочёл потолковать с ним с глазу на глаз, но она увидела, что я разговариваю с ним, и тотчас подошла, с дрожащими губами и мольбой во взгляде.
– Значит, семь дней, как парусник вышел из Лондона, – рассуждал он, – штормит уже пять дней. Так вот, Ла-Манш пуст – его как вымело этим ветром. Тут есть три возможности. Заход в порт на французской стороне. Вполне вероятная вещь.
– Нет-нет,
