передней телеге катил важный пан Пров Кузьмич Бжезинский. Нет, на самом деле фамилии он не имел, не в том чине, так что это уже моя инициатива.
– На чье имя делать купчую на дом? – осведомился приказчик Баруха, и я недолго думая назвал эту фамилию, которая вроде бы и соответствовала по звучанию Речи Посполитой, и в то же время не была чересчур нахальной – ведь не Сапега он, не Радзивилл и не Вишневецкий с Потоцким.
Пров Кузьмич, который своего деда вовсе не знал[12], был донельзя доволен самим фактом существования фамилии, которую он заполучил, а ее иностранным звучанием – вдвойне.
– Ежели с кем из купчишек дело иметь доведется, сразу иначе глядеть станут[13], – заметил он, счастливо улыбаясь.
Теперь оставалось только ждать результатов. Ждать, но не полагаться на то, что они вообще будут, а потому попытаться предпринять что-то еще. Только вот что именно?
«Думай, Федя, думай! – подгонял я себя. – Тебя ныне даже имя обязывает думать. Ты хоть и не Эдмундович, но все равно прозываешься Феликсом, так что давай, железный рыцарь Годуновых, поднапрягись!»
И я придумал… на свою шею…
Глава 3
Еще один «старый знакомый»
– Ежели бы сразу откачали – иное, – в очередной раз сидя напротив меня в Думной келье, разглагольствовал Годунов, продолжая обсасывать излюбленную тему о невозможности воскрешения царевича из мертвых. – Вона и ты меня тоже из мертвяков вытащил – уж душа от тела отделилась. Но то – миг краткий. А он токмо в домовине в церкви и то с десяток ден лежал. Клешнин[14] сказывал, уж и пованивать учал, да изрядно. Смердело от тела перед захоронением зело обильно. Что ж за Исус[15] такой середь моих бояр сыскался, кой камень надгробный отворил[16]?! – кипел от негодования царь. – Вот бы полюбоваться на чудотворца!
Мне оставалось только понимающе вздыхать, кивать и… помалкивать. А что тут скажешь, коль даже дотошные российские историки так толком и не выяснили, кто был на самом деле человек, называвший себя царевичем. Ни происхождение, ни род – ничего не известно.
И то, что одно время его именовали Отрепьевым, вовсе ничего не означает. Царские власти ляпнули эту фамилию потому, что вроде бы все совпадало, а им позарез понадобилось как-то назвать этого неизвестного афериста, и вся недолга.
На самом же деле, помнится, я читал, что даже заговорщики, убивавшие его, в последние минуты упорно спрашивали: «Скажи, кто ты есть и чей ты сын?»
Лишь раз я раскрыл рот. Это произошло в день, когда сам себя измучивший догадками Годунов вдруг ударился в крайности, спросив у меня:
– А как ты мыслишь, Феликс Константинович, можа, и впрямь чудо свершилось?
Я вытаращил глаза.
– И кто же тот Исус, государь?
– Нет, я не о том, – поправился царь. – А ежели в самом деле мальца подменили? Людишки Семена Никитича
Обычно именовали по деду, то есть Семен Иванов сын Васильев означало, что отец человека Василий, а дед – Иван.
В те времена подавляющая часть русского купечества вообще не имела фамилий, и ее наличие говорило о том, что данный человек весьма богат и имеет крупный торговый оборот.
Имеется в виду окольничий Андрей Петрович Клешнин, который вместе с боярином Василием Ивановичем Шуйским возглавлял комиссию по расследованию обстоятельств гибели царевича Дмитрия.
Произношение имен, в том числе и библейских, в те времена на Руси было несколько иным – без сдвоенных гласных и согласных. Не Авраам, а Аврам, не Сарра, а Сара, то же и Исус.
Царь подразумевает рассказ в Евангелии от Иоанна о некоем Лазаре, воскрешенном Иисусом, когда сестра Лазаря Марфа вначале воспротивилась повелению Христа открыть склеп, где похоронили брата, сказав: «Господи! уже смердит; ибо четыре дня как он во гробе». (Ин. 11, 39)
