набросок.
Он представлял собой идеально четкое изображение вида, который открывался с их точки обзора: пестрая в солнечных лучах лощина, зеленые ветви деревьев, колышущиеся травы. Все, как на самом деле, только на переднем плане картины изображена девушка в белом платье, с золотистыми волосами. Она часто появлялась на рисунках Джейн.
– Очень даже неплохо, – оценила Шарлотта. – И выражение ее лица у тебя получилось такое… умное.
– Она-то уверена, что умна, – усмехнулась Джейн.
Шарлотта опустила очки.
– По-моему, ты говорила, что это просто фигура, а не реальный человек.
– Нет, не реальный, – быстро подтвердила подруга, – но знаешь, как случается… Ты кого-то рисуешь, и этот кто-то вдруг оживает в твоей голове.
Шарлотта кивнула.
– Человек, обладающий творческим даром, владеет чем-то, чему он сам не всегда хозяин. Чем-то, что временами странным образом обретает собственную волю и действует само по себе.
Джейн не отвечала. Шарлотта снова подняла очки к глазам и внимательно посмотрела на вторую девушку. Та стояла, уставившись в пустое пространство перед собой. Как всегда…
– Ты что, собираешься уехать из «Ловуда»? – спросила Шарлотта. – Решила поступить куда-нибудь гувернанткой?
(Перед девушками из этой школы открывался один-единственный доступный жизненный путь: преподавание. Кому-то, как самой Джейн, удавалось стать сельской учительницей или даже классной наставницей в каком-нибудь заведении вроде того же «Ловуда», кому-то – гувернанткой в зажиточном семействе. Последний вариант считался самым удачным.)
Джейн опустила взгляд на свои ноги.
– Да нет, ничего подобного. Я просто… просто воображала себе другую жизнь.
– Я тоже все время воображаю, как покидаю «Ловуд», – поддержала ее Шарлотта. – И упорхну хоть завтра, если представится возможность.
Но ее подруга покачала головой.
– А я не хочу уезжать из «Ловуда». Поэтому и осталась после того, как закончила курс. Я не могу уехать.
– Но почему же?
– Здесь мой дом, здесь… мои друзья.
Шарлотта почувствовала себя очень польщенной. Ей и в голову не приходила мысль, что Джейн остается в «Ловуде» просто потому, что не хочет разлучаться с нею. Ведь «благодаря» мистеру Броклхерсту Шарлотта, насколько можно было судить, оставалась ее единственной подругой здесь (она с самого начала наплевала на приказ не водиться с Джейн). Да и что на свете ценнее дружбы – особенно для такой девушки, как мисс Эйр, у которой толком и родных-то не имелось (Шарлотта же была средней из шести детей, что казалось ей и счастьем и проклятием одновременно).
– Я все-таки думаю, тебе лучше вырваться на свободу, если сможешь, – сказала она великодушно. – Конечно, я стану скучать по тебе, но ты ведь художница. Как знать, сколько всего прекрасного скрывается за пределами
