его праху и взял с собой одного человека, чтобы он указал мне его могилу. Он привел меня на кладбище Хайре. повернул налево и у подножия стены, огораживающей сад, увидел его могилу. Грушевые и абрикосовые деревья свесились из этого сада и, распростерши над могилой цветущие ветви, всю могилу его скрыли под цветами. И пришли мне на память те слова, что я слышал от него в Балхе, и я разрыдался, ибо на всей поверхности земли и в странах Обитаемой четверти я не увидел бы для него более подходящего места. Бог, святой и всевышний, да уготовит ему место в райских кущах милостью своей и щедростью!» Ныне над могилой Хайяма в Нишапуре воздвигнут величественный мавзолей, одно из красивейших мемориальных сооружений в современном Иране.
Самая летучая форма персидской поэзии
Чтобы понять, сколь значительным оказался вклад Хайяма в традицию рубаи, надо ответить на вопрос, чем было четверостишие до него. Представляя собой одну их древнейших форм персидской поэзии, оно пришло в письменную литературу из устного народного творчества, а не было заимствовано, как, например, касыда или газель, из арабской литературы. Рубаи (иначе его называют таране) до сих пор является широко распространенной формой фольклорной поэзии в Иране, Афганистане, Средней Азии. В фольклоре четверостишие – это, как правило, любовный куплет, исполняемый от лица юноши или девушки. Вот, к примеру, одно из четверостиший, записанных в Ширазе в середине нашего века:
Два яблока, два апельсина пошлю тебе,
И два граната в цвет рубина пошлю тебе,
А если буду знать наверно, что держишь слово,
И сердце собственное выну, пошлю тебе.
Встречаются также «профессиональные» четверостишия, слагаемые и передаваемые погонщиками караванов, длительное время странствующими вдали от дома. Эти стихи называются «чужбинными» (гариби) и, естественно, имеют свой устойчивый круг лирических тем, главным образом «разлучных». Часто четверостишия, бытующие устно, складывались в большие тематические циклы, которые исполнялись под музыку как песни. В городском фольклоре четверостишие нередко использовали в шутливых перебранках и фривольных ремесленных «припевках», именуемых шахр-ашуб («городские смутьяны»). Последней темой, в частности, воспользовалась средневековая поэтесса Мехсити, современница Хайяма, жившая на территории нынешнего Азербайджана и воспевавшая своих возлюбленных в образах юных подмастерьев разных ремесленных цехов. Приведем одно из ее четверостиший, лишенное, правда, характерной ремесленной терминологии, зато вполне передающее дух ее поэзии:
Желанный ли гость колосок там, где рдеют тюльпаны?
На розы взглянув, любоваться шипами не стану.
Зачем же, юнец, бородою курчавой гордишься?
Пусть щеки твои будут схожи с зарею румяной.
