ской системе Ridero
– Ай спик инглиш нот! – выдаю я в четвертый раз, стиснув зубы от досады.
– I am from England, – неизменно бубнит развалившийся напротив турист, нездорово бледную физиономию которого я имею счастье созерцать сквозь стекло гиганской кружки пива, которую он минут десять назад бесцеремонно водрузил на наш с подругой столик.
Прежде чем продолжить, позвольте представиться.
Меня зовут Света, мне 24 года, четыре из которых я посвятила изучению тонкостей языка Шейкспира в государственном университете. Все это время профессора твердили нам о важности живого общения с носителями языка. И вот вам, пожалуйста, передо мной этот самый носитель, а я как заправский попугай упрямо повторяю свое топорное «инглиш нот».
– Maybe you, girls, know some place we could go dancing? – настаивает британский подданный, пьяно вращая круглыми мутными глазами.
Мы с моей подружкой Верой устало переглядываемся. Чем вызвана, спросите вы, этакая рьяная неприязнь к братьям нашим европейцам? Объясняю. Вот уже второй год эти так называемые братья повадились в нашу маленькую, но гордую страну, с двумя определенными целями. Во-первых, потомки кельтов и англо-саксонцев прослышали про изобилие смазливых и непритязательных дамочек, готовых при виде иностранного рыцаря упасть от счастья в обморок, успев при этом автоматически раздвинуть километровые ноги. С тех пор как, какой-то осчастливленный гражданин привез соотечественникам эту радостую весть, в Ригу так и повалили полчища секс-туристов. Пока их английские леди жарят дома генетически модифичированный бекон, эти горячие сыны своего дождливого отечества сбиваются кучками, закупаются презервативами, и вперед на абордаж. Кроме дешевого и опасного секса в последнее время у зарубежных визитеров появилось еще одно экзотическое развлечение. В то время как, скажем, в Тайланде катаются на слонах, а в Париже лезут на Эйфелеву башню, в Риге повелась традиция справлять малую нужду на памятник Свободы. С каждым годом количество засветившихся писающих мальчиков растет с неимоверной скоростью. Штрафы за подобный вандализм от 50 латов подскочили до 300. Но, видимо, удовольствие все же дороже, потому как угроза потери этой суммы не умаляет количества желающих. Раньше, читая статьи о подобных подвигах, я не могла себе представить, как должны выглядеть эти герои невидимого фронта. И вот, наконец, мне, кажется, представилась подобная возможность. Расползщийся по столу как тесто англичанин всем своим плачевным видом демонстирует полную готовность осуществить упомянутый ритуал.
Ну, что мне ответить на его вопрос про дансинг? Что в его состоянии (еще пол кружки, и пиво, переполнив доверху горло и желудок, польется у него изо рта) подобные телодвижения строго противопоказаны? Что он вряд ли даже до памятника доковыляет, и тогда придется осквернять что-то менее значимое вроде имеющегося на пути МакДональдса? Или все-таки попытаться узнать его мнение по поводу раннего творчества Джона Милтона (имеется в виду, конечно, его близость к пуританской поэзии)? Женская интуиция безошибочно подсказывает мне, что пуританская поэзия вряд ли будет близка этому пивохлебу. Больше всего, конечно, хочется бросить в эту землистую физиономию грубый анекдот про Джеймса Бонда. Но я почему-то все еще сдерживаюсь.
– Послушайте, любезнейший, вы нам мешаете, – Вера берет миссию по избавлению от писающего мальчика в свои руки,
– Спросите официанта. Он вам объяснит, где танцуют такие как вы. Официант не вызывает у танцора ни малейшего интереса. Он продолжает таращиться на нас из-за прикрытия своей кружки.
– Эй, официант! – решительно машет Вера, – Уберите от нас, пожалуйста, этого любознательного господина.
У подошедшего официанта при виде булькающего от пива англичанина заинтересованно вспыхивает левый глаз. Количество писающих иностранцев в Риге равноценно количеству обобранных местной обслугой. Вот и этот, явно почуяв легкую добычу, подхватывает размягшего туриста под локоток.
– Куда катится мир! – старчески охаю я, уткнувшись в свой мохито.
– Ужас. Все уже заполонили! Проходу не дают, – сетует Вера.
По паспорту она вообще-то Вероника. 99% процентов девушек выбрали бы более звучное сокращение – Ника. И только моей подружке больше по душе это простетское, попахивающее стариной и стогами сена «Вера». В этом вся ее суть. Она пренадлежит к категории меньшовских Тось, которые проживают всю жизнь с школьной любовью, купив сначала холодильник, в потом по мере накопления телевизор и прочие элементы роскоши. Я, если продожать сравнивать, предпочитаю роль Людмилы, которой надо все и сразу и побольше. Мое нынешнее «побольше» олицетворяет 23-летний сынок богатого папашки, Константин. Он кажется мне красивым с левого бока и обычным с правого. В анфас он средне-симпатичен. В целом, добыча вроде и ничего, хотя, учитывая, что встречаемся мы еще меньше месяца, определенные выводы делать рано. Вера, как и полагается, состоит замужем за Вовиком, которого когда-то давно ей за парту
