с двуличным проходимцем. Я выжидаю четверть часа, за которые, по моим подсчетам, Мигель должен был убраться от отеля на приличное расстояние, и снова спускаюсь в холл. Набить брюхо я отправляюсь в соседний китайский ресторан. Название заказанного мною блюда – gah lay hah kow4, с точностью передает мое настроение, а щедро добавленные в него специи прожигают насквозь внутренности, вытесняя оттуда сдобренные слезами депрессивные мысли. Я заливаю пламя в желудке несколькими бокалами холодного розового вина, оплачиваю счет, и покидаю заведение. Приводившие меня ранее в восторг яркие пейзажи теперь кажутся заметно потускневшими. Ни разлапистые пальмы, ни манящий блеск бутылочно-зеленых вод не доставляют прежней радости. Я жалею, что Майкл не заказал мне билет на сегодня. Куда девать эти оставшиеся полтора дня? Если раньше я цедила это драгоценное время по капельке из золоченого сосуда, то теперь я плещу им из чана на пыльную дорогу и досадую, что оно убывает не так быстро, как хотелось бы. Вечер, которого я нетерпеливо дожидаюсь в тени сосен в далеке от кишащего людьми бассейна, приходит в компании с желтым закатом и приятной прохладой. Подрумянившиеся за день до густого ветчинного загара отдыхающие собирают свои полотенца и тянутся вереницей на кормешку. Я заказываю в опустевшем баре бокал сангрии и устраиваюсь на шезлонге перед гигантским экраном, на котором транслируется закат. Сангрия волшебным образом бодрит, сея в душе зерна оптимизма. «Это был самый что ни на есть ни к чему необязывающий курортный роман» говорю я себе, озорно подмигивая. «Если не постесняюсь, обязательно поведаю об этом занимательном эпизоде своей биографии внукам». Вот они, должно быть, посмеются над полоумной бабкой, которая влюбилась на Мальорке в псевдо-близнецов. Нет, лучше не буду рассказывать внукам. И детям не буду. Вообще никому не расскажу. Пусть эта позорная тайна умрет вместе со мной. – Светлана! Я оборачиваюсь, поперхнувшись сангрией. Тут, надо заметить, сценарист прокололся. Повторное появление героя нашего времени, лживого Мигеля, это уже некоторый перебор. Этот Мавр свое дело сделал и вполне мог бы пойти покурить, пока остальные действующие лица доигрывают пьессу. Я всем своим видом демонстрирую нежелание вступать в переговоры. – Мне надо с тобой поговорить, – выдает клишейную фразу заигравшийся актер, которого не удается стащить со сцены даже объедененными усилиями всей режиссерской команды. Я играю роль слепо-глухо-немой оскорбленной женщины, которая не предполагает никакой реакции на это дурацкое восклицание. – Это важно, – продолжает сыпать в зрителя банальный речевой мусор изживший себя персонаж. Эта фраза по своей истертости может сравниться разве что только с некачественнми подделками сумок Виттон. Мигель, не спрашивая разрешения, усаживается на соседний лежак. – Я слышал разговор Венди и Майкла. Он вовсе не так богат, как может показаться. – Сочувствую тебе, – безразлично