готов, я стреляю по тени,
Но уже разыгралась пурга…
Твой убийца в кустах, за спиною,
Нагибайся в машине. Пора».
Все… Щелчок за спиною раздался…
В суете шелестели кусты…
И молчали друзья на асфальте:
Не успели проститься… Увы.
В захолустном городе Энске,
Что затерян в просторах страны,
Жили двое – Олег и Владимир –
Вместе жили и вместе ушли.
Удивится жестокий читатель:
«Что привидется в пьяном бреду?»
Только выстрел гремел не в Далласе…
А по Энску, в осеннем саду…
* * *
Когда-то, очень давно, было это лет двадцать тому назад, вышел я на эту дорогу. Много нас было поначалу. Но, как всякая тропинка имеет много ответвлений, поворотов, так и меня завели неведомые лесные тропы в даль лесную и остался я в этой чаще один. Последний мой спутник… Расстался я с ним. Он сам свернул.
И вот брожу я то по лесу, то на дорогу какую набреду. Одинокий Волк Потерянной Стаи.
Брожу я и боюсь только двух вещей: треска сучьев деревьев ночью и шелеста придорожной травы на ветру.
Но не смейте встать на мою дорогу, не смейте идти по моим, с таким трудом проложенным следам. И уж храни Вас Господь, если встанете плечом к плечу со мной.
Это только мой путь.
Загрызу на хуй!
* * *
– Вашим творческие планы, Ломов.
– Дожить до утра.
* * *
Я не помню ни лиц, ни характеров. Я помню только наличие.
Мальчика Володю, лет пятнадцати, и девочку, семи-восьми лет, со странным именем Камчатка. Это были мои адъютанты. У нас была строжайшая дисциплина. Я требовал беспрекословного подчинения: Володя таскал мои вещи, а Камчатка была обязана охранять недвижимое и, почему-то, оружие. Служили мы исправно.
Настала пора прощания. То ли я, двадцатидвухлетний монарх, был обязан умереть, то ли просто уехать куда-то. Не знаю. Но расставание обещало быть вынужденным и долгим.
Я в белой рубахе, почему-то без галстука, вышел то ли из штаба, то ли из обычной землянки, снял с гвоздя охраняемую Камчаткой авоську и присел на пороге. Подошёл Володя.
– Друзья мои, вы ещё такие молодые, вы – дети, а я втащил вас в рамки такой жесткой муштры. Простите, если можно, конечно. Я обязан уехать. Когда-нибудь мы встретимся… Мне, наверное, будет лет сорок, возмужает Володя, а Камчатка превратится в очаровательной красоты леди. Вы забудете меня, как только я покину пределы гарнизона. А, встретившись на улице, лет через двадцать, вы меня просто не узнаете. И вас долго будет мучить вопрос: почему этот средних лет мужчина, увидев вас, судорожно схватился за сердце и, как в песне «брызнули слёзы, как камни, из раненых скал».
Володя молчал, натянув кадыком юношеского горла струну потока эмоций.
Я представил нарисованную мною картину: я был твёрдо уверен, что так всё и случится. Уткнувшись лицом в рукав накрахмаленной рубашки, я зарыдал. По уже прошедшей боевой юности, по потерянным через
