какой-то фильм на английском языке с субтитрами.
Почувствовала облегчение. Потрогала шишку на затылке. Шишка болит, вчера про лёд на ночь я совершенно забыла. Интересно шишка может вызывать галлюцинации… Подумала, что такая как моя – может. Не могла же я ни с того ни с сего оказаться на полянке у землянки.
Из коридора послышалось шлепанье босых ножек.
– Светик, я на кухне! – крикнула я.
В кухню зашёл заспанный ребёнок и сразу забрался ко мне на колени, удовлетворяя потребность в обнимашках.
– Что будешь кушать? Хлопья с йогуртом?
Светик кивает.
– Я проснулся, а тебя нет, – прижался ко мне еще крепче.
– А кругом все незнакомое, – закончила я его мысль. – Я на улицу выходила. Представляешь, а там совсем другая местность, двора нет. Какая-то землянка, заросшая травой. Бр-р. – Хотела его ободрить, получилась ерунда.
Светик сморит на меня с удивлением.
– Нас перевезли, пока мы спали?
– Вроде нет. Смотри за окном тот же пейзаж, что и вчера. А из спальни видна детская площадка, на которой мы вчера играли. Иди, умывайся!
– Мам, ты так пошутила! – засмеялся Светик и побежал в ванну.
После того как Светик позавтракал, мы предприняли ещё одну попытку выйти на крыльцо.
Я снова повернула круглую ручку двери, и мы оказались на полянке рядом с землянкой.
– Ты это видишь? – спросила я Светика. – Скажи, что ты видишь?
– Мы на полянке. Травка. Там еще какой-то домик, – Светик оказал пальчиком направо.
Этот «домик» я тоже видела, только это был не домик, а скорее полуразвалившийся сарай или амбар.
– Стой здесь, – велела я мальчику. – Если что – сразу в дом.
Я пошла по направлению к этому сооружению. Не успела я сделать нескольких шагов, как из сарая вышла дряхлая горбатая старушка, одетая в длинное льняное платье и передник. Старушка торопливо, насколько ей позволял возраст, бросилась ко мне, тряся головой с распущенными седыми волосами. Волосы, перехваченные платком, концы которого обернуты вокруг головы и завязаны впереди кокетливым узелком, развивались на ветру. Картинка жутковатая!
– Матушка! – всплеснула старушка руками и плюхнулась передо мной на колени. – Дождалась!
– Кто ты? – произношу я глубоким грудным голосом. Откуда этот голос и надменная интонация? О, боже, из меня…
– Наина, матушка, слуга твоя верная. Жду тебя уже давно. Все готово!
В голове всплыли строчки:
«Одна, красавица младая
На берегу плела венок.
Меня влекла моя судьбина…
Ах, витязь, то была Наина»!
Кстати, по-Пушкину, Наина была финкой, и, кажется, потом стала старой, горбатой и некрасивой.
– Хорошо! Можешь подняться, – это снова я.
Я? Да я в самых диких и злых фантазиях не умела так говорить
