под метр восемьдесят, ширококостным мужчиной с еле наметившимся брюшком. Когда-то русые волосы обильно покрывала седина, аккуратно подстриженная борода чуть вилась, залысины на висках зрительно расширяли лоб. На владыке был подрясник из серого льна. Несмотря на любезный тон приветствия, темно-серые глаза преосвященного смотрели из-под кустистых бровей настороженно. Сложив руки на животе, он выжидательно поглядел на астинома.
– Прежде всего я хотел бы выразить сочувствие в связи с произошедшей трагедией, – произнес Шекер. – Судя по тому, что мне рассказали клирики в храме, вы потеряли одного из лучших священников.
– Это так, – кивнул митрополит. – Отец Александр был человеком высокой души и благоговейным священнослужителем. Только слуги сатаны могли поднять на него руку!
– С этим не поспоришь, но мне думается, у убийцы были какие-то конкретные мотивы. Что вы можете сказать об этом? Могли среди знакомых отца Александра быть враги, желавшие ему смерти?
– Если вы намекаете на кого-то из людей церковных, то это исключено, – отрезал Дионисий. – Он никому не делал зла и ни с кем не враждовал, как истинный христианин.
– А среди людей нецерковных?
– Не думаю, что он с такими много общался, – угрюмо ответил митрополит. – Дело священника – проповедовать и просвещать тех, кто ищет просвещения, а не тех, кто не ищет.
– Но ведь в церковь заходят разные люди, – возразил Хош. – Любопытствующие, туристы, да кто угодно. Я узнал, что священники в Парфеноне ежедневно несут дежурство не только для совершения служб, но и чтобы беседовать с приходящими.
– Да, в церковь приходят разные люди, и случайные, и почти ни во что не верящие, но мы никому ничего не навязываем. В нынешнюю эпоху секуляризма и, прямо сказать, прохладного отношения общества к церкви возможности для проповеди не столь широки, как кажется. Это только официально у нас православное государство, а реально православие мало кому нужно. Когда-то в Парфеноне был клир в несколько десятков человек, и это не считая приписных храмов, а теперь, как видите, даже десяти служащих священников не наберется. Мы выступаем в СМИ, по радио и телевидению, издаем книги, проводим крестные ходы, участвуем в общественных церемониях, но современные люди, прямо скажем, не хотят слышать ничего такого, что шло бы вразрез с их обычной жизнью. Кто сейчас добровольно пожелает нести крест христианской аскетики, ограничивать себя в развлечениях и удовольствиях? Единицы! Остальные хотели бы войти в царство Божие, никак не меняя свою жизнь. Разве не этому служит нынешние либеральные взгляды на Бога как на любящего и всепрощающего Творца, который любого принимает с распростертыми объятиями? Никто не хочет видеть в Боге Судию, никто не хочет думать, что за грехи придется отвечать! – Говоря это, митрополит постепенно разгорячился, сверкал на Шекера глазами, но внезапно умолк и махнул рукой. – Да что я,
