Кодынцев и поцеловал старенькие перчатки в том самом месте, откуда выглядывали розовые пальчики. – Славная ты, родная моя сестренка!
Он хотел добавить еще что-то, но в ту же минуту пролетка остановилась у небольшого серого домика-особняка в одной из маленьких улиц Галерной гавани.
– Вот и приехали! – радостно произнесла Лелечка, слезая. – Вы к нам, или домой пойдете, господин государственный чиновник?
– Если позволите, к вам, госпожа беззадумчивая барышня.
– «Если позволите!» – передразнила его Лелечка с усмешкой. – Вот еще как разговаривать выучился. Нечего важничать! Ну, руки по швам и марш за мною. Живо!
Кодынцев с улыбкой последовал за нею.
II
Семья Лоранских жила в собственном сером домике «у самого синего моря», как говорил старший из детей, Павел Денисович или Павлук, по семейному прозвищу, студент медицинской академии. Марья Дмитриевна Лоранская овдовела как раз перед рождением своего последнего сына, Грани, и теперь жила на крошечную пенсию, оставленную ей мужем-чиновником, да приработком старших детей, Валентины и Павла, из которых первая, в качестве чтицы, занималась у одного старика, другой давал уроки. Кроме того, верх домика отдавался внаймы.
Серый домик был дан в приданое за Марьей Дмитриевной и все ее дети родились и выросли в нем. Это был совсем особенный домик. С утра до ночи там кипела жизнь, звучали молодые, свежие голоса, мелькали юные здоровые лица. Утром все расходились, чтобы сойтись снова к обеду, а вечером, после чая, в сером домике поднимался дым коромыслом: молодежь пела, играла, хохотала… Товарищи Павла по Академии приходили сюда запросто, в рубашках-косоворотках или в стареньких заплатанных тужурках, пили чай с булками или с простым ситным, ели грошовую колбасу и веселились так, как, наверное, уже не умеют веселиться в княжеских палатах.
И не бледная спокойная красавица Валентина, не рыженькая хлопотливая Лелечка, ни Павлук, ни Граня, притягивали к себе молодежь, – просто в сером домике все располагало к веселью, смеху, дружеским спорам и милым беседам. На глазах этой молодой толпы поднялась и расцвела Валентина, выросла Лелечка, и никому в голову не приходило ту или другую принять за взрослую барышню и, когда в один прекрасный день сияющая Марья Дмитриевна объявила за чаем, что «Валечка просватана», все как будто тут только заметили и то, что Валентина – девушка-невеста, и то, что она – взрослая красавица. И вдруг всей этой шумно веселившейся молодежи стало обидно, что один из членов ее как бы отпадает от них, став на положение барышни-невесты. Когда же узнали, что жених Валентины, Владимир Владимирович Кодынцев, друг детства юного поколение Лоранских и их ближайший сосед, все встрепенулись и даже обрадовались предстоящей свадьбе. Кодынцев был славный, хороший человек, а Валентина – совершенно исключительная барышня-невеста: она не уединялась от других со своим женихом, как это обыкновенно происходит у помолвленных, а просто и мило держала себя с ним в обществе товарищей
