во время его визита.
Костик предложил мента, их покровителя, теперь подполковника. Олег знакомого официанта Гоху в Поднебесном. Олег почему—то сразу догадался, что мега—звезду вроде Паркера Джонса повезут тусить именно в этот клуб.
Сначала Гохе позвонил Костик. Договорился с ним о встрече. Уже дома приоделся, надушился и тайком от ревнивого Олега сбегал со смазливым официантом на свидание, но о визите Паркера Джонса так ничего и не узнал.
Утром Олег принялся звонить сам. И не Гохе, а сразу в компанию «VAS», крупнейшее московское концертное агентство. Олег притворился директором одного известного певца, имя ему подсказал Гоха, после обеда лично явился в «VAS», нашел там секретаршу ведущего промоутера, который занимался букингом зарубежных артистов и сам, по ее словам, планировал программу приема Паркера Джонса.
Немного полюбезничал с пухленькой девицей (кому-то ее формы показались бы соблазнительными, но Олегу она напомнила тесто в кадушке), сводил девушку на свидание в Поднебесный и на следующее утро благодарная секретарша мигом свела его со своим шефом.
И за две личных встречи в одном пафосном ресторане «новый приятель» Олега выложил о визите рок – звезды все, что знал:
– Запоминай, Олежек. Посадка в вип—терминале аэропорта Внуково, поздний завтрак в отеле, закрытый ужин, preparty в Поднебесном, там же встреча с победительницей конкурса meet&great, саундчек, выступление разогревающей группы, концерт «VictoryGA», afterparty в Поднебесном, самолет в Новосибирск… Пометка – под окнами отеля обязательно должны быть фанаты! Круглосуточно.
– Круто, чувак! – воскликнул Олег, довольный тем, что в его ежедневнике появилась программа визита Паркера Джонса.
– Если что—то изменится, звякну, – пообещал ведущий промоутер.
V
Лера шла по улице, обсаженной кленами. Щебетали птицы. Сквозь молодую листву проглядывало ясное небо. Еще вчера она бы наслаждалась тугими пестрыми тюльпанами и дурманящим запахом черемухи. Сегодня было не так. Лере казалось, что зелень поникла, а щебетание птиц было похоже на металлический стрекот ножниц.
И Пак в наушниках тихо напевал что—то грустное и меланхолическое, а Лера не прислушивалась. Вспоминала, как кричал Олег:
«Павлик мой сын! Мой!».
Лера вздрогнула, сняла наушники и спрятала плеер в сумочку. На скамейке под высоченными липами сидели двое. Один усатый, со сведёнными в суровую линию бровями на смугло—румяном лице, ковырялся в телефоне. Второй, в светлой бейсболке и со сломанным носом, прятал толстые руки в оттопыренных карманах ветровки и смотрел то на мусор, валявшийся у него под ногами, то на яркую растяжку с рекламой кухонного гарнитура, то на Леру.
Лера остановилась у входа в музыкальную школу. Сначала из открытых окон донеслись протяжные звуки скрипки. Затем кто—то отчаянно заколотил по клавишам и фортепиано загремело, застонало. Потом был голос. Высокий,
