к встрече с праотцами…
Нас вывели из хлева и повели между ровными рядами римских палаток.
Перед центральным шатром нас поставили на колени.
К нам вышел низкорослый старик в белоснежной тунике. Два лиловых шрама рассекали низкий лоб и правую щеку и придавали его и без того суровому лицу свирепое выражение.
Центурион брякнул кулаком по панцирю и рявкнул:
– Вентидий, я привёл тех, кого ты велел.
Вентидий Басс, а это был именно он, окинул нас презрительным взглядом:
– Это все? Я полагал их будет больше… – Он провёл ладонью по коротко стриженным седым волосам и повелел: – Несите труп их вождя!
К шатру за ноги приволокли тело нашего бедного царевича. За три дня, проведённые на жаре, оно раздулось и источало тошнотворный запах.
– Рубите голову! И – на копьё! – распорядился Вентидий.
Я отвёл глаза, чтобы не видеть глумление, бессилен помешать этому.
– Слушайте меня, жалкие парфяне, – прокаркал Вентидий. – Вы заслужили право умереть! Но мне не нужна ваша ничтожная смерть. Ваш позор – мой главный трофей… – И он ткнул пальцем в сторону мёртвой головы: – Вы пройдёте вместе со своим царевичем по городам Сирии, открывшим вам ворота. Пусть все знают, что Рим непобедим, а всякого, кто посмеет поднять на нас меч, ждёт такая участь…
Здесь судьба ещё раз предоставила мне шанс умереть с честью, отказавшись нести голову бедного Пакора. Так сделали двое моих товарищей по несчастью, и Вентидий приказал тут же распять их…
У меня недостало духу отказаться. Я был слишком молод и слишком самонадеян, чтобы вот так запросто расстаться с жизнью. Жалким оправданием служила мысль, что я не имею права умереть, не отомстив убийцам моей семьи и нашего славного царевича…
Сколько раз впоследствии, проклиная жалкую долю раба, я сожалел о своей слабости, повторяя слова одного галла, увековеченные Титом Ливием: «Vae victis!» – «Горе побеждённым!»
Да, лучше бы меня тогда постигла смерть! Впрочем, кто, кроме всемогущего Горомаза, ведает, что лучше для человека?
Не передать, сколько унижений пришлось мне и моим товарищам пережить за долгие месяцы странствий по Сирии. Сопровождаемые римскими конниками, мы несли страшную, с выпученными глазами, смердящую и изъедаемую червями голову царевича, плетясь по раскалённой сирийской пустыне, от города к городу. В каждом нас встречала толпа горожан, осмеивая и проклиная. И больше всех старались те, кто с поклоном и подобострастием подносил Пакору ключи от городских ворот, предлагая самый щедрый выкуп, умоляя, чтобы только мы не разоряли их жилища, пощадили их жён и детей…
В середине осени эта мучительная пытка закончилась. Нас, полуживых и почти падших духом, пригнали в портовый город Рамита. Здесь на центральной площади то, что раньше было головой Пакора, было выставлено на всеобщее обозрение.
Нас погрузили на галеру, которая тут
