прохожие, наблюдавшие за сценой издалека, засуетились, Ивге померещился отдаленный полицейский свисток. Она посмотрела на разбитую бутылку в своей руке. Удобное горлышко щерилось кривыми зубами осколков; Ивга огляделась в поисках урны. Почему-то в этот момент очень важным казалось не насорить на улице; счастье, что урна оказалась рядом, и железная крышка открылась, и полупустое брюхо удовлетворенно приняло Ивгин дар.
«Как усердно ты барахтаешься в этом дерьме…»
По пальцам скатывалась черными каплями кровь. Все-таки порезалась.
Дверь подъезда была заперта. Ивга долго стояла в подворотне, слушая, как бежит по канавам ленивая дождевая вода.
Куда выходят окна квартиры четыре? На площадь Победного Штурма или во двор, где мокнут под дождем детские качели?..
Ее решимость таяла. Проклятая ночь и проклятые тучи. Проклятый замок на двери подъезда; возможно, за запертой на ночь дверью сидит еще и охранник. Дремлет, смотрит маленький телевизор, греет ноги у электрического камина и поглядывает в сторону квартиры номер четыре…
Из подворотни она перебежала в телефонную будку. Постояла, завороженно глядя на танец капель, сползающих по стеклу. Подняла разом потяжелевшую руку, набрала номер, который даже не надо записывать. Врезался в память.
Никто не брал трубку. Ивга сползла по стене спиной, обняла колени и заставила себя ни о чем не думать.
Ранним утром дверь подъезда открылась изнутри. Старушка с собачкой, неуловимо похожие друг на друга, обе породистые, ухоженные и серьезные, вышли на ритуальную прогулку.
Ивга дождалась, пока старушка аккуратно подденет на совок собачьи экскременты, перенесет через весь двор и торжественно опустит в специально отведенный ящичек. Ивга дождалась, пока обе, совершив по двору несколько неторопливых кругов, поднимутся на крыльцо подъезда; пропустив собачку вперед, пожилая женщина оставила дверь открытой. Начался новый день.
В подъезде пахло дождем. Охранника не было – вместо него в углу стоял, распирая кадку, мясистый фикус. Который, вероятно, видел старушку девочкой и собачку – щенком…
Ивгины кроссовки оставляли на светлых ступенях мокрые следы. Потолки в доме были столь высокими, что в углах над лестницей вольготно чувствовал себя полумрак; Ивга шла, скользя рукой по лакированной ветке перил. Ступенек оказалось неожиданно много – хотя подниматься пришлось всего-то на второй этаж. К высокой, обитой черным бронированной двери…
Замирающий звук входного звонка. Ивга отдернула руку от кнопки, зеленой, как пуговица на ее старом пальто.
Молчание. Тишина; потом на третьем этаже гулко щелкнул замок и тут же возбужденно залаяла собачка.
Ивга отпрянула от двери; медленно сунула руки в карманы, подняла голову.
Старушка стояла в пролете, и на лице ее не было ни страха, ни обычной в таких случаях подозрительности. Просто безмерное любопытство:
– А господина Старжа, кажется, нет… Он уехал позавчера. Вы что-то хотели?
– Нет. –
