ространства, не более шестнадцати футов – арестованный должен чувствовать себя неуютно, загнанным в угол; хотя законом и регламентируется освещенность в подобных учреждениях, грамотный агент всегда имеет под рукой нужную лампочку, вкручивая ту перед допросом по необходимости; контраст холодного света и душного помещения, вывернет наизнанку мозг даже у самого отъявленного негодяя, досуха выжав электролиты по капле.
Первыми пасуют нервы: начинается всё с кожного зуда и легкого тика; по прошествии нескольких часов дискомфорт нарастает, в этот момент даже ворот шёлковой сорочки оборачивается в парфос; через три с четвертью часа влага покидает организм, появляются первые симптомы обезвоживания; не позднее чем через шесть часов, пузыря соплями, арестованный буквально умоляет вручить ему ручку и бумагу, чтобы сдать поголовно всю свою кодлу и поскорее прописаться в апартаменты с более комфортными условиями.
Пишет новоиспеченный поэт так много и подробно, что вскоре поэзия становится его профессиональным ремеслом. Многие «платиновые» звезды, будущие кумиры необразованных кварталов, впервые в жизни коснулись здесь авторучки. Поговаривают, на одной из штаб-квартир ФБР даже висит посеребрённая табличка с коротким двустишием:
Опасный гангста рэп начинается здесь —
Со слёз и строк: «на имя директора Харви Кейс»
Увы, чтобы там не втирали республиканцы, порой без надлежащего укола криминал вырастает из прилипчивой бактерии в нечто большее, триппер в членах здорового общества. И какую бы правильную жизнь ты не вел, как бы часто не посещал воскресную службу и не оставлял чаевых, рано ли, поздно ли, настанет момент задуматься, а как ты вообще вляпался в это дерьмо. Вот и агенту хоть раз в жизни да встречается орешек, способный обломать ему клык… мгм.
Вы любите стейк без корочки? Никто не любит стейк без корочки. Тогда блюдо предстоит довести. И тут-то вступает в игру старый добрый психологический пресс. Но боже избави, на судебном процессе вскрыться факту, что в ходе следствия вы скручивали подсудимому черепную коробку и часами елозили там своей шишкой, лишь время от времени прерываясь, дабы сбрызнуть на пол и закурить. Присяжные не любят, когда на подсудимого оказывается психологическое давление, они сами живут под гнётом всю свою жизнь. Повод сочувствовать подсудимому не лучший вариант, если вы намеренно не спешите смыть дело в сортир.
И тут вы непременно зададитесь вопросом: «Иисусе, как же быть!?» Запомни, сынок, вопреки расхожему мнению лучший хук страха не в глаз, но в ухо. Только представь, занесла нелегкая твой зад в опасный район, в котором из белого лишь старый индус, торгующий хот-догами. И вот идешь ты себе по узкой улочке, а на встречу катит опасный негрила: огромный такой, не человек – гребаный монстр-трак! Страшно? Да будь ты трижды опоясан арсеналом Сан-Марино, будь я проклят, если ты не навалишь в штаны. А если я скажу, что его зовут Сейл по прозвищу Черная Пятница, или скажем, Абубакар Взадзабакс?
Само по себе насилие – страшное, недостойное Великой Америки животное. Но дайте насилию имя, скажем, «тактика Рейда», объявив её научным достижением США во благо демократии, как уставшие от бытовухи домохозяйки и присосавшиеся к бумажнику налогоплательщиков бездельники, возьмут нужное тебе сопрано, да такое, что Рене Флеминг и не снилось.
Вы не любите лейбл «Made in USA»? Все любят лейбл «Made in USA».
Глава 1
Фрэнк Харрис сохранял спокойствие духа и хладнокровие мысли. Он знал все тонкости кухни и с легкостью предугадывал каждый их следующий шаг. И хоть в этот день сталь защелкнулась на его собственных запястьях, помощник шерифа города Вудрок по-прежнему оставался верен жетону.
Сигаретный дым резал глаза. Фрэнк прижал ухо к плечу, сдувая прочь от лица ядовитую струйку. Кто знает, возможно и сигареты пропитывались ушлыми федералами в особом растворе: больше дыма, – а сигарета в его зубах коптила похлеще Детройта в полдень, – сильнее концентрация яда. «Ублюдки», – промелькнуло в голове Фрэнка. Поди не каждая мать уделяет столько внимания собственному ребенку, сколько его уделяют своему делу парни из ФБР. Сигаретный пепел сорвался вниз и, прокатившись по ноге Фрэнка, пропал из виду; когда же голодный уголёк вгрызся в фильтр, к языку прилипла горечь, которую, казалось, не смоет и Ниагарский водопад; рот медленно заполнило вязкой, кисловатой жижей.
Поделившийся сигаретой федерал, прежде, чем скрылся в смотровой, нарочно отодвинул бумажный стакан на другой край стола. Он хотел, чтобы Фрэнк ясно понимал, где находился, а главное – по чью сторону баррикад. Фрэнк буквально чувствовал на себе его пристальный взгляд, будто видел самодовольную ухмылку болвана за стеклом. Но с ним их фокусы не пройдут. Оставив пустую затею – дотянуться до импровизированной пепельницы, Фрэнк подался лицом к столу. Размазав уголь о металлическую поверхность, он выложил окурок изо рта, а после утопил его в кислой слюне.
– Не найдётся ли у вас мятной пластинки? – спросил Фрэнк, улыбнувшись
