«Гомель», Беларусь)
Когда я был совсем маленьким, мы жили в деревне Пеклихлебы. Квартира на втором этаже панельки, балкон незастеклен. Однажды в воскресенье мать нашла на балконе гнездо с пищащими птенцами.
– Вить, а Вить, – сказала отцу, жующему на кухне, – у нас птенцы.
– У нас не птенцы, а спиногрызы, – отец зло посмотрел на меня. Я стоял на табуретке, ожидая, пока ему захочется послушать стишок. – Чего в рот заглядываешь? Это некультурно.
– Можно мне, – сглотнул слюну, видя, как челюсти отца безжалостно перемалывают бутерброд с салом.
– Чего тебе?
– Сало…
– По сусалам! Губа не дура, – почесал левой рукой ухо. – Я в твоем возрасте на лебеде и сныти жил, а тебе сало подавай.
– Не давай ребенку сала, – вошла мать, – руки будут жирные, шторы испачкает.
– Ну и пусть пачкает.
– Не тебе стирать!
– Видал, старшОй, – подмигнул он, – мамка не разрешает. Так бы я тебе дал, но мамку надо слушаться.
– Там птенцы, – снова начала мать.
– Где?
– На балконе.
– Большие?
– Нет, мелкие еще. Пищат так смешно, – улыбнулась мать.
– Жалко, – доел бутерброд и принялся делать следующий. – Можно было бы «цыплят табака» зажарить.
– Вить, тебе бы только пожрать! Голубь – птица божия. Его есть нельзя.
– Опять начались бабкины сказки, – недовольно поморщился. – Валь, я кандидат в члены партии, атеист, а ты про бога плетешь. Нет его!
– Хорошо, пусть нет, – боязливо перекрестилась, – но все равно, голубей есть нельзя.
– Почему?
– Голубь – птица мира.
– Сама ты птица мира. На голодный желудок никакого мира не будет, – начал жевать. – Война войной, а обед по расписанию.
– Я их оставлю?
– Оставляй, подрастут – посмотрим, на что они сгодятся.
Мать хлопотала над птенцами едва ли не больше, чем над новорожденным Пашкой, но выжила только одна голубка, которую мать прозвала Гулей. За лето Гуля окрепла и оперилась. Сидела на руках матери, важно ходила по квартире, гадила отцу в обувь. Никуда не улетала, следила с балкона за улицей.
– Вить, мы так можем голубей развести, продавать будем, – мать нежно гладила Гулю. – Разбогатеем.
– Как же, разбогатеем, – бурчал отец, вытряхивая с балкона помет из туфлей, – скорее в навозе утонем.
– Когда птичка обгадит, это к богатству.
– Тьфу ты, – плевался вниз, – опять бабкины сказки. Чему ты детей учишь?
– Учу ухаживать за животными, природу любить.
– Этих уродов, – погладил испачканной пометом ладонью меня по волосам, – только природу любить и учить.
Голубка крепла, наливалась. Часто сидела у меня на плече, смеша отца.
– Пиастры, пиастры, –
