опешил Энграф. – Вы самовольно лишаете наш коллектив одного из его членов, обрекая на упадок все наше достаточно хрупкое экологическое благополучие. И потом – хотелось бы предварительно поговорить с человеком, отбывающим на Землю. Вы же знаете, как все мы ценим и любим нашу Руточку…
– Ложь, – спокойно возразил Кратов.
Энграф с возмущением передернул плечами.
– Я не потерплю такого тона, – произнес он резким голосом.
– А она терпела, – сказал Кратов. – Сносила от вас любой тон, любые капризы, и со временем вы перестали замечать в ней не то что женщину, а и человека. Вы и ваши коллеги воспринимали ее как досадное обстоятельство. С которым приходится мириться и надлежит бороться в меру сил – где иронией, а где грубостью. Как побочный эффект бесподобных условий для работы. Разве можно, Григорий Матвеевич, называть красивую женщину исчадьем ада?
– Этого не было! – неуверенно запротестовал Энграф.
– И не то еще было! А когда человек видит, что ни он, ни труд его никому не нужны, он теряет к себе уважение, тупеет и остывает. Так что не ценили вы и не любили Руточку. Вы, специалисты по контактам с самыми что ни на есть невероятными разумными субстанциями, потерпели провал в контакте с обычным человеком. Прокололись! Простите, но это свидетельствует о вашей профессиональной некомпетентности.
– Так уж и сразу, – желчно проговорил Энграф. – Конечно, все мы несколько увлечены своей работой, но в ксенологии ничего не добьешься без полной самоотдачи. Как и во всяком серьезном деле, между прочим. Каждый из нас находится на своем месте и, что вполне естественно, требует уважения к плодам своего труда. Мы – ксенологи, а Руточка – эколог…
– Она ваш труд, насколько мне известно, уважает, – вставил Кратов.
– И не вам судить о компетентности, – сказал Энграф наставительно. – Моей и чьей бы то ни было. Вы здесь без году неделя, вы еще мальчик…
– Стоп, – оборвал его Кратов. – Договоримся на пороге. Я вам не мальчик. Если я здесь, на Сфазисе, значит – я ваш коллега и требую к себе соответствующего отношения. А если вы имеете в виду мой возраст, то вам придется смириться с тем обстоятельством, что я стану называть вас дедушкой!
Энграф даже дышать перестал от негодования. Он сцепил длинные пальцы в замок так, что они побелели, но совладал с собой.
– Хорошо, – выдавил он. – Согласен. Тут вы, как ни досадно, правы.
– Вот вы обиделись, что я не пришел к вам за советом, – сказал Кратов. – А часто ли к вам обращаются другие? Например, знаете ли вы, где сейчас второй секретарь представительства Жан Батист Рошар?
– Болтает со своим плазмоидом, вероятно, – ответил Энграф пренебрежительно.
– Вполне предположимо… Но еще более вероятно, что в данный момент он рыщет по огороду в поисках Руточки, чтобы она сготовила ему обед.
Энграф поспешно глянул в окно. Он увидел нелепую в своей хламиде долговязую фигуру Рошара, в позе огородного пугала замершую над огуречными грядками.
– А
