не торопясь, уложил в лодку оба узла и кувшин с водой, посадил и привязал петуха, осмотрел весла, вернулся к толпе.
– Поди-ка сюда, – поманил он Анчутку и, когда она покорно приблизилась, обнял ее. – Ты, Анчутка, на меня не серчай, я ведь тебе зла не хотел, а уж как все получилось, и сам понять не могу. Хочешь так, а получается этак. Да, может, этак-то все и лучше. Коли тут, – он ткнул себя пальцем в левую сторону груди, – с самого начала нет ничего, так опосля и жисть-то не жисть, а одна маета. А для виду, Анчутка, жить я не могу.
Афанасьич из-под насупленных бровей смотрел на Гриньку.
Анчутка, уткнувшись головой в Гринькину грудь, задергалась от рыданий.
– Ну, будя-будя, – сказал он, отстраняя ее. – Радоваться должна, что так легко сбавилась от меня.
Он подошел к отцу.
– Ну а тебе, тятька, не знаю, что и сказать. Не поминай лихом, что ли.
Отец смотрел на него снизу вверх, пытался сохранить достоинство, но это плохо у него получалось, и он дергал носом, готовый вот-вот разреветься.
Гринька резко прижал его к себе и так же резко отпустил. Пошел было к лодке, но возле Афанасьича, не удержавшись, остановился.
– Ты, Афанасьич, для такого случая хоть бы бороду расчесал, все же народ от супостата избавил. А это разве борода? – он схватил его за бороду и подергал.
Афанасьич разжал его руку, а горбун Тимоха вышел из толпы и угрожающе двинулся к Гриньке.
– Ну-ну-ну, ты полегче, – сказал Гринька, отступая и грозя горбуну пальцем.
Оттолкнул лодку и прыгнул в нее.
– Эй, Тимоха, слышь, что ли! – берясь за весла, крикнул он горбуну, который стоял возле самой воды и сосредоточенно ковырял пальцем в носу.
– Чего тебе? – недовольно, подозревая подвох, спросил Тимоха.
– Не ковыряй в носе, мать помрет.
Горбун испуганно дернул рукой.
– Ковыряй, ковыряй, я пошутил, – разрешил Гринька, налегая на весла.
Петух вскочил на корму лодки и, захлопав крыльями, отчаянно закукарекал.
Владычица смотрела в окно, как удаляется Гринькина лодка. Сзади подошла нянька и, погладив хозяйку по голове, облегченно сказала:
– Ничего, матушка. Дух с ним совсем. Авось не пропадет.
А потом пришла в деревню беда. Заболела скотина. В одном дворе корова лежала на боку и смотрела грустными глазами на свою хозяйку, которая причитала, обливаясь слезами:
– Что же ты, кормилица моя, глядишь на меня своими глазоньками! Да и кто же тебе сделал порчу такую?
В другом дворе старик сидел и молча смотрел на дергающуюся в конвульсиях корову.
Еще одна корова лежала дохлая посреди деревни. Жалобное мычание не умолкая висело в воздухе.
Возле дома Владычицы собралась ропщущая толпа. Владычица металась по своей комнате, боязливо поглядывая в окно и не решаясь выйти к народу.
Дверь в ее комнату отворилась. Подталкивая перед собой девчонку лет пятнадцати, вошел Афанасьич.
– Вот, матушка, –
