сел за стол. Раздался звонок. Взяв трубку, отец тут же громко расхохотался. Зная, что это надолго, мальчик, взяв бутерброд, тихо вернулся в свою комнату и вновь раскрыл старую папку.
«…Но это только начало. Май – предвестник летних каникул. Вот оно – настоящее счастье! Уроки делать не надо, по утрам никто не будит. Свобода!
Выходишь в общий двор, он утопает в тени ветвистых акаций, в середине двора растет старый серебристый тополь, у которого мы всегда играли в куликашки. Около него – водопровод. А чуть подальше – беседка тети Кати. Она всегда в цветах: то обвита фиолетовыми вьюнами, то шиповник зацветет, издавая тонкий аромат.
Сегодня с утра там возится дядя Вадим в старой клетчатой рубашке с засученными рукавами. Мы, детвора, уже знаем, что это означает, и наблюдаем сквозь зеленые прутья беседки.
На старой деревянной тумбочке устанавливается примус. Сначала в отверстие сбоку в него вливается керосин. Закрывается крышечкой. Движения дяди Вадима неторопливы, он аккуратно закручивает крышечку бутылки с остатками горючей жидкости, потом принимается за примус. Спичкой зажигает его, осторожно, не торопясь подкачивает. Когда примус с шумом разгорается, появляется тетя Катя с малиной. Мы оживленно переглядываемся. Она, в отличие от своего степенно-молчаливого мужа, более словоохотлива. Комментирует свои действия, ставя на огонь эмалированный тазик с водой: «Немного, – поясняет, – чтобы сахар растворить». На наших глазах белая горка оседает и превращается в желтоватый сироп. Тетя Катя помешивает его деревянной ложкой с длинной ручкой, приговаривая: «Он должен быть полностью прозрачным, только после этого можно бросать в него ягоды».
Первые малиновые бусинки расплываются по поверхности сиропа, становясь блестящими, словно отполированные. А ложка в руках тети Кати продолжает выгребать из бидончика оставшееся содержимое. И в этот момент по всей беседке разносится дивный малиновый аромат.
– Ну, ребятки, бегите за хлебом, – командует тетя Катя.
Мы бежим врассыпную по домам, но уже через несколько минут вновь собираемся. И, как завороженные, смотрим на самый трепетный момент: из сгрудившихся ягодок закипающего варенья начинает вылезать розовая пена. О! Это кульминация!
Через прутья беседки тянутся детские ладошки с горбушками. Тетя Катя ловко собирает пенку и намазывает хлебушек.
У всех дома был и сахар, и варенье, но вот так всем вместе получить свою порцию живой пенки и тут же слизать ее с хлеба было в разы вкуснее…»
Тимур оторвался от чтения и посмотрел на недоеденный бутерброд. Из кухни доносился громкий смех отца.
«…Да, тетя Катя удивляла всех соседей не только вареньем. Ее не желтые, а коричневые от обилия доброй сдобы и яиц куличи поражали всех. Таких я за всю жизнь больше нигде не пробовала.
Говорили, что мама тети Кати, будучи в девках, работала на царской кухне. Каким ветром ее дочь занесло в Среднюю Азию, в Ташкент – неизвестно.
Кто только
