во рту. Вообще-то старушкой ее назвать было бы, по-видимому, неверно – слишком властной она выглядела.
Я заходила к ним во двор, чтобы поиграть с ее внучкой. Никаких разговоров не помню, но в памяти отпечаталась старая книга, забытая на террасе, без картинок, с необычным мелким шрифтом, со странным названием «Псалтырь».
Тетя Ляля покровительствовала нашей маме – молодой соседской невестке. Через много лет мама расскажет историю, как эта семья попала в Ташкент, как чудом удалось сохранить дорогое украшение. И, когда возникали финансовые проблемы, тетя Ляля вытаскивала из него крупную жемчужину и шла на Алайский, чтобы продать ее одному старому еврею.
Какие фамилии были начертаны на почтовых ящиках нашего двора! Шаховы, Танеевы, Лебедевы, Цыбульские…
Дома у тети Гали устраивались детские праздники. Почти все дети двора ходили в музыкальную школу и играли на фортепиано. На черном полированном, с витиеватыми рисунками инструменте с канделябрами с обеих сторон игрались польки и этюды.
Я, встав на табуретку, волнуясь, «с выражением» читала стихотворения. Каждый раз новое. И попробуй только прочитать что-то из школьной программы – засмеют!
После культурной программы мы ждали, когда нас пригласят на чаепитие с пирогами, рулетами и другими печеными лакомствами. Но и это было не все: уходя, каждый получал по два круглых заварных пирожных в салфетке. Сколько радости я испытывала, когда бежала уже в темноте через общий двор домой, чтобы поделиться впечатлениями и угостить сестру!
Дальше жила Евдокия Федоровна – дочь поляка-бунтовщика, сосланного в Сибирь еще в царское время. Отчество ее, скорее всего, первоначально звучало несколько иначе, но в те времена было довольно распространенным явлением называться русскими именами. Чтобы особо не выделяться.
Такой безукоризненной чистоты в доме, как у нее, наверное, не было ни у кого из соседей. Нигде ни пылинки, подушки в накрахмаленных, идеально выглаженных наволочках возвышались пухлыми квадратами на аккуратно застеленной кровати, а на них, как фата невесты, накинут полупрозрачный тюль. Потолки и стены – все белоснежное, только зеленый кактус и цветущая герань на подоконнике улыбались солнечным зайчикам, заглядывающим в окна сквозь прозрачнейшие стекла.
А в самом конце двора, был наш дом…»
Тимур оторвался от чтения и прислушался к голосу отца. Он вспомнил, как позапрошлым летом, когда он еще не умел читать, мама, раскрыв эту папку, внезапно расплакалась и стала кричать на папу. Он оправдывался, говорил что-то о фотографиях, которые ему кто-то не вернул.
Вот бы взглянуть на них! Тимур бережно перебрал исписанные листы. Нет, ни одной не сохранилось. Как жаль. Он попытался представить себе дом его предков. С высокими потолками, толстыми кирпичными стенами, такими, что в самый знойный день в нем было прохладно без кондиционера…
Мальчик
