между прочим, родные там, в деревне, значит. Вот и не знаю – попаду, или нет. На Витебск не пустили ехать… Сказывают, забирают наших в Германию, на окопные работы.
Жена красногвардейца не выдерживает:
– А вот, сидели бы в окопах, так не забирали бы.
– Да, что ж. Мы и сидели. Да только, когда нет порядку, – сиди, не сиди – ничего не высидишь.
– Да, порядку, это верно, никакого нет.
Молчат. Видно, что дальше говорить боятся. Посматривают на меня.
Говорит с верхней полки рабочий.
– Совсем плохо стало. Я вот в «Треугольнике» работал. Рассчитали. Семьсот рублей получил. В Орел еду – там, сказывали, работа есть. А у меня семейство! Жена, ребятишек четверо. Дорога. Семьсот рублей – надолго ли хватит? Ну, хорошо, найду работу в Орле. А не найду – тогда что? С моста – да в воду.
– Я сам рязанский. Куда ехать. У нас с голоду пухнут. Писали – кору стали есть.
– А на Украйне хлеба-то, говорят, сколько! Ну, да теперь немец позабирает…
Обращается ко мне испытующе…
– А как вы, товарищ, полагаете, хлеб-то из Украйны мы получим?
– Думаю, нет.
– Так, как же мы будем?
– Да так – кто с голоду помрет, а кто и жив останется.
Молчат. Рабочий отваживается рискнуть.
– Наговорили, наговорили, а теперь – накося, выкуси.
Лед сломан. Говорят с ненавистью. Сколько рабочих рассчитано. В одном Петрограде «почитай с миллион». Куда теперь всем им деться? Солдаты говорят о брошенных орудиях, складах, о павших с голоду лошадях. Лошадей им, пахарям, жальче всего. Фабрики не работают, дороги не ходят, есть нечего.
– У нас в Курской губернии пахать бы пора. Да куда там! Прямо обалдел народ. Сады повырубили, скот порезали, хлеб на самогонку пошел. А теперь за землю дерутся, словно она уйдет куда. Так и не пашут.
И все большевики виноваты. Так же, как раньше решительно во всем был виноват «царский режим». Любят русские люди «кивать на Петра».
– Я не понимаю, – вмешиваюсь я, – сами вы рабочие и крестьяне. Правительство у вас рабочее и крестьянское – ваше правительство. Так кто же вам виноват?
– Сами виноваты. Оно, конечно, товарищ, правильно – сами виноваты. Только, знаете, народ-то темный, бедный. Насыпали кучу золота, да и показали ему – на вот, бери. Ну, он и обалдел.
«При старом режиме хуже не было». «Хоть бы уж немец пришел». «Да, брат, и при немце несладко»…
Сижу и думаю: вот где она, подлинная «контрреволюция». Не Гучков и не Родзянко, а вот этот рязанский мужичок, который едет, не зная куда, потому в Рязанской губернии «с голоду пухнут». В этой «привилегирован-ной» жене красногвардейца, которая с неделю за билетами стояла, да потом трое суток с вокзала на вокзал ездила – с пятью
