Даже вернее сказать, что это не женщина висит, а холст. А вот на холсте то как раз лежит раздетая женщина. Лежит и улыбается игриво!
Снизу на табличке надпись: художник Рембрандт. Даная.
Подошёл поближе мужичок, чтобы повнимательнее рассмотреть, что там у неё, да как… Больно уж название у картины соблазнительное, да и сама она, если честно, будто бы говорит:
"Милый мой, тебе дана я!
Подходи же поскорей!
Заскучала тут одна я.
Пусть родится наш Персей!"
И хотя мужичку было совершенно непонятно, при чём тут какой-то там Персей, подойти он поспешил! Стоит – глазами хлопает… А Даная тут, возьми, да подмигни!
Засмущался мужичок, посмотрел по сторонам, а в Эрмитаже то кроме него и людей не видно!
– Хочешь познакомиться со мной ещё поближе? – смеётся тут Даная.
– А как? – спрашивает мужичок. – В картину что ли к тебе влезть?
– Да нет, – машет рукой Даная. – На площадь ночью приходи. Я тебя там ждать буду!
Обрадовался мужичок, дождался вечера, пришёл на площадь. Стоит – ждёт. А ночи то в Санкт-Петербурге белые. Часы идут, но и после полуночи всё также светло, как вечером.
Отчаялся уже совсем, но тут…
– Привет! – слышит из-за спины. – Пришёл, касатик!
Оборачивается… Мать честная! Перед ним не Даная, а мумия какая-то! Призрак Данаи одним словом!
– Ёлки-моталки! – выругался мужичок. – Это, что ж с тобою стало, родимая? Висела, понимаешь, такая симпатичная, а тут…
– Что же ты хочешь, касатик! – усмехается "мумия". – Сам посчитай, триста восемьдесят лет на днях стукнуло!..
– Триста восемьдесят! – покачал головой мужичок.
– Ага! Это с тех пор, как меня художник тот изобразил. А до него то я ещё сколько веков в подземелье томилась, куда меня параноик один заточил! Ох-ох-ох, и вспомнить страшно!.. Ну что, будем целоваться то?
Напугался мужичок, давай по сторонам озираться. А на площади и нет никого в это время.
Обняла его тут "мумия" руками ледяными…
– Елки-моталки! – вскричал мужичок испуганно.
И тут… Смотрит – бежит по площади тень самого Рембрандта!
– Ах, ты… развратница! – кричит Рембрандт на Данаю. – Это скольких же ты уже мужичков погубила! Скольких в дурдом из-за тебя заточили! Знал бы заранее, нарисовал бы тебя одетую!
Отпустила тут Даная мужичка и давай на Рембрандта кричать:
– Так, кто ж тебя просил голой меня изображать?! Думаешь, так мне весело лежать принародно в обнажённом виде?!
А тут и муж Данаи заявился из ниоткуда! Не сам, конечно, а в призрачном состоянии.
– Пусть мы в то время, – говорит, – которое на холсте изображено, и не были ещё расписаны, а когда поженились она уже была матерью не моего ребёнка, но тебя, Малевич ты этакий, я давно поджидал!
Накинулся муж Данаи на Рембрандта и завязалась между ними драка!
– Да не твоя это жена, а моя! –
