черными бровями говорили об одиночестве и каком-то глубоком горе, которое так и не прошло до конца.
Я наблюдала, как гость изучает библиотеку – пристально, не спеша, не двигаясь с места. Наконец его взгляд остановился на картине. Синий и черный цвета смешивались, образуя фигуру женщины, повернувшейся к художнику спиной. Картина скромно висела на дальней стене в окружении пузатых бело-синих китайских ваз.
Юноша подошел поближе, остановился. Мне было так интересно наблюдать, как он внимательно рассматривает картину, полностью отрешившись от всего остального, что любопытство победило чувство долга. Книги на девятой полке продолжали пылиться, а я все подсматривала за гостем.
Он откинулся чуть назад, затем подался вперед, завороженный картиной. Я заметила, как странно, неподвижно висели вдоль тела его длинные руки.
Он все стоял, наклонив голову, впитывая в себя увиденное, когда за его спиной хлопнула дверь и в библиотеку, с китайской шкатулкой в руках, ворвалась Ханна.
– Дэвид! Мы придумали, куда отправимся в этот раз…
И замолчала, когда Робби обернулся и поглядел на нее. Он чуть улыбнулся, и эта улыбка так преобразила его лицо, что я даже подумала, не приснились ли мне грусть и меланхолия. Лишившись серьезности, оно стало открытым, мальчишеским и очень симпатичным.
– Простите, – пробормотала порозовевшая, растрепанная Ханна. – Я приняла вас за брата.
Она поставила шкатулку на край кушетки и торопливо одернула белое платье.
– Прощаю, – улыбнулся Робби еще веселей, чем в первый раз, и снова повернулся к картине.
Ханна уставилась ему в спину, не зная, куда деваться от неловкости. Она, как и я, ждала, что он наконец подойдет, подаст ей руку, назовет свое имя – как это принято, когда знакомишься.
– Так много сказано – и такими скупыми средствами, – сказал он наконец.
Ханна посмотрела на картину, но ее загораживала спина Робби. Не зная, что ответить, она только смущенно вздохнула.
– Невероятно, – продолжал он. – Вы так не считаете?
Его невоспитанность явно сбила Ханну с толку. Ей ничего не оставалось, как подойти и встать рядом.
– Дедушка не очень любит эту картину, – пытаясь выглядеть беззаботной, сказала она. – Считает ее дешевой и вульгарной. Поэтому и засунул ее сюда.
– А вы сами как считаете?
Ханна будто впервые посмотрела на полотно.
– Может быть, она и дешевая. Но уж точно не вульгарная.
– Откровенность не может быть вульгарной, – кивнул Робби.
Ханна украдкой взглянула на его профиль, будто собираясь спросить, кто он, как попал сюда, почему любуется дедушкиными картинами у них в библиотеке. Она действительно открыла рот, но не смогла найти нужных слов.
– А зачем ваш дедушка повесил ее тут, если считает вульгарной? – спросил Робби.
– Потому
