ли.
– А может, они умрут с голоду или захлебнутся собственной слюной?
Я снова уставилась на шевелящуюся под нами серую массу.
– Скорее мы свалимся с дерева в голодном обмороке, – предположил Мираб, но вниз даже смотреть не стал.
– Если они хищники и привыкли охотиться, – начала рассуждать я, как мне казалось, вполне логично, – то должны питаться исключительно свежеубитой пищей, а мы свалимся на них вполне готовенькими и обездвиженными. Вдруг они не позарятся на тех, кто совсем не шевелится? У нас есть небольшой, но все-таки шанс.
– Я бы на их месте, если был сильно голоден, позарился бы на любую пищу, – мрачно изрек эльфыреныш. – Бегает она или лежит, не все ли равно? Так даже проще, силы экономятся.
– Желаешь принести себя в жертву коллективной кровожадности?
– А какая разница? – безрадостно вздохнул мальчишка, утирая рукавом подозрительно хлюпающий нос. – Не эти, так Полоз меня точно укокошит.
– Не укокошит, пока я жива, – клятвенно заверила я. – А если бы ты не удрал, то сейчас спокойненько ужинали бы мы, а не нами…
– Я так испугался… – Мираб неожиданно обхватил меня за шею и, ткнувшись носом в плечо так, что я чуть не свалилась с дерева, на радость нашим клыкастым пастухам, всхлипнул. – Знаешь, как страшно, когда тебя все ненавидят… только за то… что ты эльфырь… и всем плевать… на правду… на то, что мы никого не едим… не пьем кровь… и вообще… я домой хочу… к папе…
– Не реви! – предприняла я неуклюжую попытку успокоить парня. – Слезами горю не поможешь. Давай лучше думать, как выкручиваться будем.
– Не знаю… – сквозь рыдания промямлил он.
Понятно, с этим каши не сваришь. Я погладила эльфыреныша по голове, вспоминая, как делал это в детстве мой отец, когда я прибегала с расшибленной в кровь коленкой и плакала не столько от боли, сколько от обиды. Обычно такие методы мне помогали. По крайней мере, я чувствовала, что меня жалеют, и становилось легче.
– Плохо, что ты летать еще не умеешь, – покосившись на торчащие из разорванной рубашки крылышки, позволила себе помечтать я. – Может, самое время научиться? Поиграем в ангелов-хранителей.
– Ты тоже смерти моей хочешь, да? – не оценил тонкий юмор Мираб.
– Стала бы я столько времени с тобой возиться, нервы свои тратить.
– А кто тебя знает? Вдруг ты…
– Тихо! – не дала я договорить мальчишке. Мне показалось, что я услышала чей-то голос, далеко еще, но чем черт не шутит.
– Не буду тихо! – проявил природное, но совсем не своевременное упрямство Мираб. – Пусть эти внизу тоже знают…
– Цыц, сказала!
Я зажала парню рот, чтобы заткнулся, и он продолжил выказывать мне свое возмущение исключительно мимикой, которая оказалась у него очень богатой, и невнятным мычанием. Я прислушалась. Сначала, кроме рычания и поскуливания гуляющих
