а не Кармен.
– Мне никто не предлагал выбирать, – Петропавла поразила осведомленность Гуллипута.
– Из мелочей не нужно выбирать. Важно правильно сделать Большой Выбор. До него Вам еще далеко. Что же касается Шармен и Кармен…
– А это одно лицо? – озаботился Петропавел.
– Нет, но допустимо определить одно через другое, – вздохнул Гуллипут за его спиной. – Кармен есть Кармен, а Шармен есть Шармен… я хотел сказать: Кармен есть Шармен, а Шармен есть Кармен – надеюсь, Вам понятно? Хотя Шармен, она все-таки гораздо последовательнее. Интересная, между прочим, особа – шальная! Влюбляется в каждого, кто попадается ей на глаза, и любит его до тех пор, пока на глаза не попадется кто-нибудь другой: тогда она начинает любить другого, а прежнего забывает. И когда – через любое время – встречает уже забытого, всякий раз влюбляется в него заново. Вот характер!
– А Тридевятая Цаца – кто такая? – со всевозможной осторожностью спросил Петропавел. – Очень уж имя странное…
– Не более и не менее странное, чем любое другое. Имя, темя, племя, стремя… Связь между именем и объектом таинственна. Семя, вымя… Вы есть, наверное, хотите, – Петропавел даже не успел осмыслить последнего заявления, а Гуллипут уже скомандовал: – Спуститесь в долину и идите к кусту, который на отшибе.
– На отшибе дерево, – возразил Петропавел.
– Хорошо, идите к нему. Я пойду следом.
Короткой колонной они спустились в долину. Возле дерева стоял транспарант: «Яблоня. Куст».
«Почему куст? – подумал Петропавел. – Почему куст, когда это явно дерево!» Вблизи дерево оказалось липой.
– Угощайтесь, – предложил Гуллипут из-за спины. – Только пройдите немного вперед, я тоже поем. Более или менее.
Петропавел прошел вперед и поинтересовался:
– Чем тут угощаться?
– Как чем? Плодами! Плодами воображения. – И Гуллипут аппетитно зачмокал.
Петропавел пристально вгляделся в липу.
– Тут одни листья. Вы листья, что ли, едите? – спросил он наконец.
– Значит, у Вас нет воображения. Было бы воображение – были бы и плоды!
Почмокиванье Гуллипута не прекращалось.
– Вы бы хоть не чмокали так! – укорил его Петропавел, страдая. – Мне от этого тоскливо.
Сбоку, из-за спины Петропавла, протянулась рука, державшая нечто невообразимое – огромный оранжево-голубой шар, очень отдаленно напоминавший мандарин, арбуз, дыню, ананас и гранат.
– Нате, – сказал Гуллипут, – ешьте тогда плод моего воображения.
Голодный Петропавел не задумываясь впился зубами в плод воображения Гуллипута и в три присеста уничтожил этот плод.
– Спасибо, очень вкусно, – честно сказал он. – Не понимаю только, как такое могло вырасти на липе.
– На яблоне, – поправил Гуллипут.
– Это
