style="font-size:15px;"> Светка! Серая мышка, вечная конкурентка по работе. Она тоже здесь! Видимо, лишь благодаря своей серости она до сих пор жива. Блин, ей же, наверное, страшно, ее могут изнасиловать… Забыв об осторожности, об Эйприл – обо всем на свете, – Вадим бросился к ней, окликнул. Девушка глянула через плечо, остолбенела.
– Света! Ты? – Он схватил ее в охапку, прижал к себе, осторожно погладил по волосам. – Все хорошо, все уже хорошо, я тоже здесь.
– Нет, – пролепетала она, слабо вырываясь. – Пусти, господин, пожалуйста.
Вадим встряхнул ее, еще раз встряхнул. Заглянул в лицо. Она зажмурилась. Только когда разлепила веки, Вадим понял, что это не Светка. Точнее, не совсем та Светка. У этой отсутствовал левый глаз. Лицо было грязное, губы шелушились, а брови никогда не знали пинцета. Он вспомнил тонкий розовый шрам на веке Светки-настоящей. Когда она нервничала, шрам краснел.
– Оставь, я больна, я ничего плохого тебе не сделала!
– Извините…
Вадим отпустил ее, и девушка побежала, спотыкаясь. Никто не обратил на нее внимания. Ретируясь, он едва не упал. Уселся на Эйприл и впал в ступор. Память снова и снова прокручивала дурацкую сцену. В таком состоянии его застала Сандра. Положила руку на плечо, легонько встряхнула.
– Я тут тебе камуфляжик прикупила. Вот, куртку накинь… Эй, Вадик, что с тобой?
– Пожалуйста, – процедил он. – Не называй меня… Ва-а-адиком…
– Не пугай меня! Что?!
– Я только что видел знакомую… Свету. И она меня не узнала. Понимаешь?
– Нет.
– Это значит, что у нас есть двойники… или наши продолжения. Или мы их продолжения. Ну, теперь-то дошло?
– Что именно должно дойти?
– Что тут есть я! А там есть ты! И у тебя лицо уж больно знакомое, мы, скорее всего, встречались.
– Ничего себе! А если я умру здесь, что станет с моим дублем? Дуба даст… или нет? Тут же большая часть народу вымерла, а у вас живы все…
– Тут есть второй я! Нужно его найти, он нам поможет!
Сандра почесала переносицу и сказала:
– И где ты его искать будешь?
– У себя, конечно! У меня комната в коммуналке, от бабушки досталась. Там лет сто уже ничего не менялось. Садись, давай!
Бульвар Вадима вогнал в глубокую тоску: не было деревьев, где он играл в детстве, не было стендов, на которых художники выставляли свои картины, газон зарос бурьяном. Вадиму было интересно, есть ли в этой реальности Храм Христа Спасителя или все-таки остановились на бассейне, но он решил потерпеть. Двойник важнее.
Дом тоже оказался цел – он пережил революцию и, в мире Вадима, перестройку, а в этой реальности – мировую войну.
Путь в родной подъезд закрывала решетка, за которой дремал мужик в рваном жилете неопределенного цвета.
– Да ты богат, – прошептала Сандра, отвечая на жалобный взгляд-вопрос Вадима, – наверное, к барончику прибился и в торгаши заделался.
