странными картинами.
Не удержавшись, Вадим приблизился к стене, чтобы внимательнее рассмотреть картины. Выполнены они были по большей части маслом и вблизи представляли собой беспорядочную мешанину мазков. Пришлось переключиться на акварели.
– Это что? Чье?
– Моего знакомого, Леон, он… художник, несмотря на то что барон. Когда у него начинает сносить башню, он запирается тут и рисует. Он вообще-то хороший парень, хотя и странный. Тут еще вторая комната есть, его мастерская. Туда лучше не ходить.
– Приперлись же, – пробурчал Вадим.
Его влекло к небольшому пейзажу: синеватая гладь озера, переходящая в лиловое небо, посреди которого – сотканное из облаков женское лицо.
Портретов среди картин не было. Одни пейзажи. Фантастические животные. Невиданные цветы.
Зачарованный, слонялся Вадим от стены к стене, от картины к картине. В груди ныло, словно в каждый рисунок было заложено чувство: вот светлая-светлая тоска по несбывшемуся, вот тоска вязкая, хватает за ноги и тянет в зыби, здесь – бессильная ярость разбивается волнами об острые скалы. Хватит, и так кошки всю душу изодрали!
Вадим вернулся на диван. Сжал голову. И что теперь делать? Вот надоест он девчонке, останется один в этом мире, подохнет же… Сандра села рядом, коснулась его руки.
– Эй! Не уходи в мысли. Не думай! Не смей! Свихнешься.
Вадим безучастно покосился на нее. Девушка продолжила:
– Тут есть мой недопитый коньяк. По-моему, пришло время напиться. Подожди, сейчас найду.
Сандра полезла в массивный комод, завозилась. Вадим наконец решил осмотреться. Мебели в помещении было мало: комод, три разнокалиберных стула, овальный стол и книжные полки. Книги громоздились стопками, занимали самодельные полки и валялись на диване.
– Так выпьем или поиграем в цивил?
– Не понял. – Вадим уставился на пузатую пластиковую баклажку.
– Наверное, тебе привычнее пить из хм… рюмки. Во-о-от.
Граненый стакан наполнился на четверть. Вадим поднес пойло к губам и скривился: оно воняло обувным клеем.
– Я точно не подохну от этого? Коньяк, блин! Самогон из резины, а не коньяк!
– Фиг его знает, помрешь, не помрешь, – девушка дернула плечами, – ты же нежный. Коньяк ему не нравится. Знаешь, сколько у Баронства такая бутылка стоит? Ну, у Кремля…
– Хуже не будет. Ну, за… не знаю, что и сказать. За что тут пьют?
– Наверное, за удачу. За встречу, я так понимаю, пить не стоит.
Спирт обжег горло, но Вадим стерпел. Не прошло и минуты, как голова закружилась и внутри потеплело.
– Я тоже была на твоем месте… Я ведь из лунарей, понимаешь? Я преступница оттуда, и я, – она вздохнула, – видишь, жива.
– Что же ты натворила? – Вадим изо всех сил старался не показать, что у него заплетается язык.
– Не подчинилась приказу. Не смогла стрелять в людей. Там были женщины. И дети. Совсем маленькие, с цыплячьими шейками… Я могла
