к неизмеримо более низкому общественному классу, чем его собственный.
Это неумолимо логическое разъяснение было сделано начальником полиции со всей учтивостью и почтительностью, какой требовало общественное положение маркизы дель Донго и ее высокопоставленных заступников.
Маркиза пришла в отчаяние, когда ей сообщили ответ барона Биндера.
– Фабрицио арестуют! – воскликнула она и залилась слезами. – А если его посадят в тюрьму, бог знает, когда он выйдет оттуда! Отец отречется от него.
Г-жа Пьетранера и ее невестка собрали на совет двух-трех близких друзей; вопреки их уговорам маркиза настаивала, чтобы ее сын уехал в ту же ночь.
– Но ты же видишь, – говорила графиня, – барон Биндер знает, что твой сын находится здесь; он совсем не злой человек.
– Не злой, но он хочет угодить императору Францу.
– Однако если бы барон считал полезным для своей карьеры посадить Фабрицио в тюрьму, он уже сделал бы это. Устроить побег Фабрицио значило бы выказать барону оскорбительное недоверие.
– Но когда он намекал, что ему известно, где сейчас прячется Фабрицио, он этим ясно говорил нам: «Увезите его!» Нет, я не могу жить с постоянной мыслью: «Через четверть часа моего сына, может быть, заточат в тюрьму!» Каковы бы ни были честолюбивые цели барона Биндера, – добавила маркиза, – ему в интересах своего личного положения в нашей стране выгодно подчеркивать, что он считается с людьми такого ранга, как мой муж, и доказательство этого – удивительная откровенность, с которой он сообщил, что знает, где можно застигнуть моего сына. Мало того, с необычайной любезностью он точно изложил, в каких двух преступлениях обвиняют Фабрицио по доносу его недостойного брата, и объяснил, что за каждое из этих преступлений грозит тюрьма, разве этим он не сказал нам: «Может быть, вы предпочтете изгнание? Выбирайте сами».
– Если ты выберешь изгнание, – твердила графиня, – мы больше никогда в жизни не увидим Фабрицио.
Фабрицио, присутствовавший при этих переговорах вместе с одним из старых друзей маркизы, в ту пору советником трибунала, учрежденного Австрией, решительно высказал намерение бежать; и в тот же вечер он выехал из дворца, спрятавшись в карете, которая повезла в театр Ла Скала его мать и тетку. Кучеру не доверяли, но когда он отправился, как обычно, посидеть в кабачке, а лошадей остался стеречь лакей, человек надежный, Фабрицио, переодетый крестьянином, выскочил из кареты и ушел из города. На следующий день он так же благополучно перешел границу и через несколько часов приехал в пьемонтское поместье своей матери, находившееся близ Новары – в Романьяно, где был убит Баярд.
Легко представить себе, как внимательно графиня и ее невестка слушали оперу, сидя в ложе театра Ла Скала. Они отправились туда лишь для того, чтобы посоветоваться с друзьями, принадлежавшими к либеральной партии, ибо полиция могла косо взглянуть
