Все здесь было не такое, чужое, странное, другой, непривычный мир, и этот мир привлекал, манил, притягивал своей непривычностью.
И вот в один из дней он наскочил во дворе дома-пилы на драку. Прижав к беседке, трое наседали на одного, что-то от него требовали – с жесткими, заострившимися, гневными лицами, какие были у Малахова с Дубровым, когда подошли в классе с вопросом о Сеничкине, – и то один, то другой боксерским движением били его по лицу, уже разбив нос, – на губу и дальше на подбородок у того струилась яркая красная струйка. Лёнчик узнал его. Во время своих прогулок здесь он уже видел его прежде. Он обратил на него внимание, потому что тот обретался во дворе всегда один. В стороне от всех компаний или вроде бы с ними, но поодаль. Одного из тех, что били его, Лёнчик тоже знал – видел в школе. Третьеклассник из класса «В». Явный двоечник, с лицом, невольно вызывавшим сравнение с крысой, на переменах он не участвовал ни в каких играх, а стоял в сторонке со своим товарищем, мордатым и большеруким, похожим на Гаракулова, оглядывали на пару всех вокруг исподлобья – казалось, что-то прикидывали, запоминали.
Увидев эту картину – как трое били одного, – Лёнчик на мгновение остановился от неожиданности, затем в нем внутри как что-то вспыхнуло, и он бросился к беседке. Схватил с ходу за шиворот того из троицы, кто оказался ближе к нему, рванул на себя изо всех сил – так, что тот полетел на землю.
– Трое на одного, да?! – закричал Лёнчик.
Лихо ты, благодарно говорил ему уже потом, когда сдружились, Вика. Они охренели. Они видят, ты старше, подумали, ты их сейчас отметелишь.
Отметелить их Лёнчику точно бы не удалось. Драться так, как они, он не умел. Он не мог бить по лицу. В этом было что-то подлое, низкое – бить в лицо. Не потому, что чувствительно – он теперь знал, что это чувствительно, – а потому, что в лицо. Сработал эффект неожиданности и, видимо, то, что крысолицый также знал его по школе.
– Он нам два рубля должен, гад, а не отдает! – вскакивая, проблажил тот, которого Лёнчик свалил на землю.
– Ничё я вам не должен, – слабо сказал Вика, швыркая носом и подтирая пальцем с губы бегущую кровь. Неожиданная помощь разом ободрила его.
Крысолицый, быстро окинув Лёнчика оценивающим взглядом, вдруг заулыбался.
– Ладно, – сказал крысолицый, – мы ему прощаем. Раз ты за него. Чё ты сразу-то так!
По тому, как он обращался к Лёнчику, было ясно, что Лёнчика по школе он тоже знает и школьный авторитет его как старшего – авторитет для крысолицего и здесь, на улице. А может быть, он решил, что за Лёнчиком кто-то стоит, еще более старший, с кем наверняка лучше не связываться.
Лёнчик проводил Вику до квартиры. Вика попросил его зайти, и, хотя Лёнчик уже торопился, потому что пора было домой, и так задержался, пришлось ответить Вике согласием: матери его подошло время прибежать с работы на обеденный перерыв, и увидит его с таким носом – поднимет хай до неба, а будет он не один, поднимать хая не станет.
