головой.
– Заехали мы в паркинг под одним из старых особняков на Пречистенке. То есть оболочка-то старая, хоть и отреставрированная, а внутри… ну не знаю… Букингемский дворец… Поднялись на лифте. Ты бы видела этот лифт… Вошли в апартаменты. Внутреннее пространство как бы не имеет четких границ. Никаких клетушек, просторные внутренние помещения. Бескрайние…
– Я не понимаю, какой смысл в таких понтах, если сходить за чашкой чаю – километры наматывать надо по квартире?
– Я, кстати, тоже удивилась. А он сказал, что жизнь в маленьком пространстве, в клетушках, приводит к камерному мышлению. Я, правда, не спросила, что он имел в виду. Что люди начинают мыслить тюремными категориями?
– Может, он имел в виду, что локально мыслить будут?
– Как это?
– Ну, единовременно – только об одном предмете. Или только о видимом предмете.
Маша посмотрела на подругу с беспокойством.
– Ладно, проехали…
– Да, стены задрапированы лиловым шелком. А по шелкам этим – картины. Совершенно удивительные, я таких не видела. Понятно, что подлинники. И вообще: черный потолок, белый клавесин… Канделябры. Он провел меня между ножей…
– Каких ножей, как провел?!
– Между обыкновенных. За руку. Там ножички торчали всюду. Весь дворцовый паркет ими утыкан и двери…
– Ой! И ты не испугалась?
– Я спросила, почему везде торчат ножи. Он сказал, что с детства любит в ножички играть. Некоторые в дартс играют, а он – в ножички.
– Ну так, а в доме-то зачем же? Жалко же паркет…
– Люсь, представь, если бы он эти ножички швырял на улице… А вообще, там работал дизайнер такого класса, какой «Квартирному вопросу» и не снился.
– Да ты не залипай на интерьере. Дальше-то что было? – взмолилась подруга.
– А дальше – сама не пойму.
– Как это? Что делали-то?
– Он меня раздевал. Долго и красиво. Понимаешь, процесс такой. При этом я не испытывала никакой неловкости. Возложил на огромное овальное ложе, откуда-то возникли шампанское, щербет, виноград, еще что-то незнакомое, похожее на канифоль.
– Может, имбирь засахаренный?
– Может. И стал смотреть, как я это пью и ем. Да, музыка оперная звучала. «Норма», кажется. Он проводил пальцами по моей шее, плечам, бедрам. Говорил, что я – дивная. Кстати, он сложен, как танцовщик. И бледен, словно высечен из мрамора… прости за пафос. Хотя, может, это из-за освещения показалось?
– Ну, дальше!
– А дальше я уснула под его ласки. Сама не понимаю, как это могло произойти. Устала за день, наверное… Проснулась утром, одна. На шее – звезда на цепочке. Оделась. Даже не помню: было что-то между нами или не было. На работу пора, а еще домой заскочить надо – переодеться. И главное, понимаю, что все бы отдала, чтобы увидеть его еще раз. Вдруг открывается дверь, заходит человек. На обслугу не похож – одет больно
