ожидала моя коварная щель, в которую они проваливались с душераздирающим воплем, пролетали до подоконника, ударялись об него и с диким видом, позабыв о своих распрях, выскакивали обратно на крышу и разбегались в разные стороны.
Были у нас и свои коты: три поколения Микешек. Но после того, как украли последнего и самого лучшего их них – черного Мику с белым галстучком, больше котов мы не заводили. Зато бесхозные кошки время от времени накапливались на коммунальной кухне в немыслимых количествах. Однажды, потеряв всякое терпение, бабушка с домработницей Машей задумали враждебную акцию. Выждав, когда на кухне никого не было, они распихали всех кошек по двум хозяйственным сумкам, довезли их на трамвае до конца маршрута, вытряхнули из сумок в чей-то подъезд и быстро закрыли дверь (наверное, для того, чтобы кошки не могли проследить, на каком трамвае их привезли). Дома они еще долго лицемерно осведомлялись, куда это подевались всеобщие любимицы. Стержнем нашей коммунальной квартиры был длиннейший коридор, по которому дети катались на велосипеде. В коридор выходили все многочисленные комнаты, в которых обитало восемь семей. Больших скандалов среди этой разношерстной публики не было, но и идиллической дружбы с взаимопомощью и совместными праздниками, как это нередко описывается в литературе и изображается в кино, тоже не наблюдалось. Не дружили даже дети, каким-то образом чувствуя всю противоестественность подобного объединения. Кроме меня, детей было четверо: две девочки Галущенко и близнецы Ермолаевы-Фрисман. У близнецов, как это ни странно, были разные фамилии, и вот как это получилось. Когда началась война, мама близнецов, Галина Павловна, как раз была в положении. Отца призвали в армию, и они договорились, что, если родится девочка, она получит фамилию отца Фрисман, а если мальчик – фамилию матери Ермолаев. Отец погиб на фронте, а родились близнецы: мальчик и девочка. Так они и стали Боря Ермолаев и Леночка Фрисман. Их мама Галина Павловна была косметичкой, и дамское население квартиры широко пользовалось ее услугами. Даже после того, как мы перебрались в отдельную квартиру, мы довольно долго ездили к ней в какую-то парикмахерскую на Ленинградском проспекте «наводить красоту».
Иногда у нас появлялись «временные» дети. Это происходило, когда дочь Елизаветы Кирилловны, министерский работник Галя, приводила какого-нибудь очередного мужа с ребенком. Но долго эти мужья и дети не задерживались. Мой папа и Галя были приблизительно одного возраста, оба выросли в этой квартире, и на этой почве между их матушками – моей бабушкой и Елизаветой Кирилловной – установились несколько более дружеские отношения, чем между остальными соседями. Когда-то у Елизаветы Кирилловны были даже некие матримониальные проекты относительно папы и Гали. Несмотря на то, что проекты не осуществились, две приятельницы продолжали ходить друг к другу пить чай, причем Елизавета Кирилловна попивала чаек из нашего самовара. Когда мы уехали в эвакуацию, он остался вместе с
