в Генека:
– Курк, мы забираем вас на допрос.
– За что? – спрашивает Генек сквозь зубы. – Я ничего не сделал.
– Просто несколько вопросов.
Генек сердито смотрит на русского сверху вниз, наслаждаясь тем, что выше него на целую голову, так что офицер вынужден поднимать свою, чтобы посмотреть ему в глаза.
– И потом я смогу вернуться домой?
– Да.
Херта делает шаг вперед.
– Я иду с тобой.
Это утверждение, ее тон не терпит возражений. Генек смотрит на нее, обдумывая аргументы, но она права: лучше, если она пойдет. Что, если НКВД вернется?
– Она идет со мной, – говорит Генек.
– Хорошо.
– Нам надо одеться, – говорит Херта.
Офицер смотрит на часы и показывает на пальцах:
– У вас три минуты.
В спальне Генек надевает брюки и рубашку. Херта застегивает молнию юбки и наклоняется достать из-под кровати чемодан.
– На всякий случай, – говорит она. – Кто знает, когда мы вернемся.
Генек кивает и достает свой чемодан. Не хочется признавать, но Херта может оказаться права, предполагая худшее. Он кладет в чемодан нижнее белье, новенькие армейские ботинки, фотографию родителей, карманный нож, черепаховый гребень, колоду карт, записную книжку. Достает из халата бумажник и перекладывает его в карман брюк. Херта берет маленькую стопку чулок, белье, щетку для волос, две пары брюк, шерстяную кофту. В последнюю минуту они решают взять зимние пальто, затем спешат по коридору в кухню забрать из кладовки остатки хлеба, яблоко и немного соленой рыбы.
– Кошелек, – шепчет Херта. – Чуть не забыла.
Она возвращается в спальню. Генек идет за ней, хмурясь, потому что его собственный бумажник почти пуст.
– На выход! – рявкает офицер из прихожей.
– Нашла? – спрашивает Генек. Но Херта не отвечает. Она стоит у раскрытой двери шкафа, обхватив руками голову, каштановые волосы струятся между пальцев.
– Его нет, – шепчет она.
Генек подносит кулак ко рту, чтобы не выругаться.
– Что в нем было?
– Мое удостоверение, деньги… много денег, – Херта касается левого запястья. – Часы тоже пропали. Они лежали… кажется, на тумбочке.
– Гады, – шепчет Генек.
Офицер кричит еще раз, и Генек с Хертой молча возвращаются в прихожую.
Через двадцать минут они сидят за маленьким столом напротив офицера в такой же синей фуражке с красным околышем, как у того, который их привез. Комната пуста, за исключением висящего на стене портрета Иосифа Сталина. Генек чувствует, как Генеральный секретарь впивается в него взглядом из-под кустистых бровей, словно коршун, и борется с желанием сорвать портрет со стены и разорвать на клочки.
– Вы говорите, что вы поляк.
Офицер напротив них даже не пытается скрыть отвращения в голосе. Прищурившись, он смотрит
