же знаешь, – замялся Вадим, – «Сапоги»…
– Не знаю и знать я не хочу, – отрезал приборист, – смотри, ведущего наведу.
Они прошлись по немногим отдельским комнатам.
– Тесно у нас, – вздыхал Вадим, – расширяемся при постоянном объёме.
С территорией Мокашов знакомился у окна. «Это наше, – говорил Вадим словами Ноздрёва, – а там за трубой… тоже наше. КИС, видишь серое здание, у нас там стенд. Дальше крыша зелёная, перед столярным… и там наш стенд в бывшем гараже».
– Зачем столярный? – удивлялся Мокашов.
– А ящики, тара, как правило, нестандартная и всегда под рукой. Куда тебя посадить? Хорошо бы к «сапогам». Место для сектора сберечь. Постой-ка, я мигом.
И Мокашов остался один. Светло было только здесь, у окна, а коридор сгущался темнотой. В нем возникали неясные тени. Чаще других на границу света и тени выходил пожилой мужчина с расплывшимся бабьим лицом. Он был целиком в зелёном: френче и брюках, и каждый раз вглядывался в Мокашова.
«Игуана, – отметил про себя Мокашов, – большая, бесформенная и бегает на задних ногах. Но за проворство приходится расплачиваться, и она останавливается, принимая нелепый и важный вид».
Вадим задерживался.
«Игуана, – думал Мокашов, – старая, морщинистая и щеки обвисли, на манер кулис. Будто его сначала надули, а затем чуточку спустили, оттого и подобный вид».
– Пошли, – появился Вадим, – уплотняем «сапогов».
И они двинулись в коридорную тьму.
– Вадим Палыч, – плаксиво раздалось за спиной, – я вас повсюду ищу.
Они обернулись. За ними стоял все тот же мужчина с бабьим лицом.
– Знакомьтесь, Пётр Фёдорович. Это наш новый сотрудник – Мокашов. Не знаю, правда, отчего мне приходится знакомить вас?
– Вот именно.
Игуана втянула воздух. Внутри неё что-то заколыхалось.
Спустя полчаса Мокашов шагал знакомой аллеей. Прав был Пальцев, предупреждая: «Только не сделайся мальчиком на побегушках, мальчиком подай-поднеси. Для битья. Сразу же о себе заяви: Я, мол, Ньютон второй, Ньютон Секонд». Как он разволновался, когда Вадим сказал: «Есть тут срочное задание», подумал: справится ли? А его отправили в столовую. «Подежурь, – напутствовал Вадим, – все через это прошли». И он плелся в столовую, бормоча себе под нос: вы меня не знаете, вы меня ещё узнаете.
Пусто было на территории и далеко видно впереди. Вот вдали показалась тоненькая фигурка. Девушка в защитной форме. При ходьбе её чуточку покручивало. Это делало походку красивой. Масса мелких движений усложняли её.
Они поравнялись. От тени сосен лицо её показалось нефритовым. Внезапно оно преобразилось, вспыхнуло. Он вспомнил утро, поток, проходную и девушку за широким, точно в раме, стеклом.
Он сделал несколько шагов и оглянулся, и девушка оглянулась на него.
Вереница черных машин вырвалась на прямую вдоль стены сборочного.
