магазин электротехники. Через десять минут перед бабушкой Арев стоял новехонький телевизор. Сериал, слава богу, только начался, и в доме воцарились спокойствие, тишина и мирные клубы сигаретного дыма.
С нами соседка тоже не особо церемонится.
– Ай ахчи! – кричит она мне. – Ну-ка марш в дом и смени юбку! Куда смотрит твой парень? Анамот! Мужики кругом, а она раздетая ходит.
– Что такое «ахчи»? – спрашивает Женя. – И «анамот»?
– Девочка, девушка. «Анамот» – бесстыжая. – Я лукаво улыбаюсь.
Женя внимательно изучает мою юбку. Потом смотрит на наших мальчиков.
– В чем-то она, пожалуй, права, – с расстановкой произносит он, – иди-ка переоденься.
Ну разве не прелесть эта бабушка Арев? Заставила Женьку ревновать!
Я вприпрыжку бегу в дом и меняю короткую юбку на широкую, из воздушного шифона, доходящую до колен, нежно-голубую, как незабудка. Женечка-то ничего не выиграл, новая юбка идет мне как никакая другая. Женская одежда, скрывающая многое, коварная ловушка для мужчины, чем больше ткани, тем надежнее расставленные силки. Какое глупое заблуждение, что, прикрывшись, женщина становится менее соблазнительной.
Порхаю по ступенькам, небрежно помахивая сумочкой, и вижу, что все сделала правильно: у Жени взгляд собственника превратился в раздевающий, так что главное не одежда, а нравитесь ли вы мужчине. Я нашла для себя подтверждение, и настроение у меня подскакивает до самой высокой планки.
Однако нельзя забывать о делах, тем более столь важных, как розыск Даниила и бабушкиных дневников.
Мы снова забираемся в малолитражку дяди Сурена, остальные парни набиваются в белую «ниву», как сердитые пчелы в улей; мальчики настроены воинственно – «нива» лихо уносится вперед, визжа тормозами на поворотах дороги, спускающейся петлями с Канакерского холма к центру города, туда, где кипит жизнь.
На Женю Ереван, в отличие от загородных памятников армянского зодчества, не произвел особого впечатления – город с советской основой и современными новостройками, сказал он. Из старинных сооружений сохранилось несколько церквей, центр застраивается безликими высотками; немногочисленные скверы истребляются растущими как грибы ресторанами и кафе; в начале девяностых из-за перестроечного кризиса и экономического спада, когда в республике не было ни газа, ни электричества, люди, чтобы обогреться, рубили деревья прямо в городских парках, особенно пострадал лес вокруг телебашни на холме Норк-Мараш, холм теперь голый, деревьев заново не высадили, оттого в Ереване участились пыльные бури. Я обещала показать Жене изумительные хвойные леса в Дилижане, месте рождения дедушки Вазгена, но и там нас ждало плачевное зрелище: словно острая гребенка прошлась по лесу, прореживая заросли и оставляя голые пни.
Капитализм не пошел на пользу стране, а лишь пополнил чьи-то карманы, но ереванцы, несмотря ни на что, любят свой город. Я тоже люблю Ереван – особенно
