да богаты,три старых саблишки, боярский татаур.
Возглавье низано, пять долгих патрахелей,
лук добрый ядринский, в бочатах клей мездров,
котел серебряный, три фляши разных зелий,
натреснутый куяк, сто новых топоров.
тарель финифтяна, ларец отборной смирны,
единороговый в сребро оправлен рог,
ефимков пять мешков, две гривенки инбирны,
седло чернеческо, чинаровый батог,
индейска желвеца глава закаменела,
плохого ладону пять с четвертью пудов,
два кубка ложчатых на тыквенное дело,
шесть выканфаренных серебряных ендов,
часовник писменой, и ветх, и неухожен,
клабук поношеной, по черни среброткан,
шесть ножен без ножей, единый нож без ножен,
пять гривен золотых, зеньчуга достокан.
Не то чтоб оценить, – и рассмотреть-то тяжко
все, что накоплено за несколько веков, —
лишь за пером перо мочалит Дуров Сашка,
записывая всю диктовку стариков.
Какой бы справился с таким трудом кудесник?
Но пустит в оборот, тебе благодаря,
всю здешнюю казну твой долгожданный крестник,
грядущий мальчик Петр, последний сын царя.
…Ну да, и вот еще – серепетинна иготь,
да мыла грецкого четырнадцать кусков…
Пергамены тащи: пора работу двигать
и чистить каждую строку черновиков.
В июле 1658 года патриарх Никон в качестве протеста оставил Москву: не отказавшись от Московской кафедры, он удалился в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь, который сам основал в 1656 году и имел в своей личной собственности. Опись оставленной им в Москве казны была поручена упомянутым выше лицам.
Никита Давыдов
Царское зерсало. 1662
Вишневый кармазин пошел на однорядку,
камчатны ферязи добавил государь:
подобной милости не спрячешь за подкладку,
зане подкладки нет, сколь под полой ни шарь.
Но не возропщет он на ту беду пустячну,
он мастер, он царем весь долгий век любим:
и шапку для него он сладит саадачну,
пусть ей завидуют что Мишка, что Любим.
В державе не сыскать подобного талану;
жаль, дети не равны в искусности отцу,
поди, не молятся Косме и Дамиану,
без коих не видать удачи кузнецу.
Полвека протекло с тех пор, когда, воспрянув,
страна сподобилась означить свой закон,
и стражем при царе встал Филарет Романов,
в деснице меч держа, а в шуйце – Типикон.
Убит Траханиот и на кол сел Заруцкой:
аники-воины, короче говоря:
не шапка ложчата, а дрянь черноклобуцка
уместна недругам московского царя.
Но топчутся в Кремле работнички бесстыжи,
что в разум не берут – где меч, где долото.
Искусство мастера спаси, архистратиже,
сколь Гришка ни хорош, а все одно не то.
Сей, верности царю
