в годы войны…Столько лет! И, кажись, не жила она даже…
Вон их окна на улицу. Там – в бельэтаже!..
…По луне пробирается луноход.
По земле человек-открыватель идет.
На земле есть загадочная планета,
Что тревожно зовется – любовь без ответа,
Где космический холод всех Таней и Лид
Сердцу много великих открытий сулит.
…Вот за домом пустырь, освещенный луною.
Там мальчишки со всею враждою земною
Насмерть бились, отстаивали авторитет
Перед дамой прекрасной пятнадцати лет…
Он поздней ее встретил. И был ей не нужен.
И давно укатила в Литву она с мужем.
Никогда не была с ним добра и нежна…
Так зачем же ему ее юность нужна?..
Это самая светлая тайна на свете.
Пусть столетья проходят, тысячелетья, —
Люди вырвут загадки у дальних планет,
Но Земля не откроет им этот секрет.
«Это счастье быть вечно наивным, зеленым…»
Это счастье быть вечно наивным, зеленым,
Быть доверчивым и до смешного влюбленным
И смотреть заколдованно вслед…
И, тебя не догнав, на пороге топтаться.
Кто вовек не отплясывал этого танца,
Тот не знает, что старости нет…
«Вы говорите – Дон Кихот…»
Вы говорите – Дон Кихот?..
Но раз такое вдруг замечено,
Мой Санчо Панса будет женщина…
И с ней отправлюсь я в поход.
Что озираешься с тоской,
Печальный рыцарь – род мужской?
Опоры нет? Судьба изменчива?..
Да. Как ни вечен книги след,
Но в прозе жизни Санчо нет…
А если есть, то это – женщина.
«Она сказала: «Что за цирк без риска…»
Она сказала: «Что за цирк без риска?..
Тоска в благополучии таком».
Поверившую в жребий свой артистку
Работать с сеткой обязал местком.
Но то, что лишь опасностью чревато,
Рождает артистический задор,
Все то, чем раскалялся гладиатор,
Все то, чем заряжен тореадор, —
Все своего достигнет апогея,
Когда на риск имеешь ты права.
Здесь просто надо стать Хемингуэем,
Здесь не помогут громкие слова.
Все высшее работает без сетки
И презирает в творчестве покой.
Верните риск! – и станут руки цепки.
А ты, поэт, ошеломляй строкой!
Любовь впервые. Ты в оцепененье.
Ты в слове нерешителен и скуп.
Но миг еще —
и в пропасть объясненья
Отчаянно твой стих слетает с губ.
Новелла в двадцать строк
И начал главный режиссер: «Опасно
В военных сценах сеять только страх…»
А сам подумал: «Да, она прекрасна…
Недостижима, хоть и в двух шагах…»
Завлит сказал о том, что сцена казни
Запомнится
