бродить, где захочу. В пустыне в ясные дни я могла уйти от мамы на целую милю. Ни разу не потерялась. Базар был для меня мал. И все же там было на что посмотреть, а за каждым углом поджидали неприятности.
Я была счастливым ребенком. Люди при виде меня цокали языком, бурчали что-то и отводили взгляды. Но мне было все равно. Можно было гоняться за курами и ручными лисами, переглядываться с другими детьми, наблюдать за перепалками. Иногда песок под ногами был влажным от верблюжьего молока, иногда – жирным и пах пролитым душистым маслом пополам с золой от благовоний, а часто был перемешан с верблюжьим, коровьим или лисьим дерьмом. Здесь был очень затоптанный песок – там, в пустыне, он оставался нетронутым.
Мы прожили в Джвахире всего несколько месяцев, когда я нашла Папу. В тот судьбоносный день было жарко и солнечно. Уходя от мамы, я взяла с собой чашку воды. Первым делом мне захотелось пойти к самой странной постройке Джвахира: к Дому Осугбо. Меня всегда тянуло к этому большому квадратному зданию. Покрытое диковинными украшениями и символами, оно было самой высокой и единственной полностью каменной постройкой в Джвахире.
– Однажды я сюда войду, – сказала я, глядя на него. – Но не сегодня.
Я отважилась уйти от базара на неизученную территорию. В магазине электроники продавались уродливые восстановленные компьютеры. Такие небольшие черные и серые штуки с обнаженными платами и треснутыми корпусами. Мне стало интересно, чувствуют ли они себя такими же уродливыми, как выглядят. Я ни разу не прикасалась к компьютеру. Потянулась потрогать один.
– Та! – произнес хозяин из-за своего компьютера. – Не трожь!
Я отпила воды и пошла дальше.
Потом ноги принесли меня к пещере, полной огня и грохота. Белая саманная постройка была открыта. Внутри, в темноте, время от времени вспыхивал огонь. Наружу, словно из пасти чудовища, вырывался жар горячее ветра. Большая вывеска на фасаде гласила
КУЗНИЦА ОГУНДИМУ – ТЕРМИТЫ НЕ ЖРУТ БРОНЗУ, ЧЕРВИ НЕ ГЛОЖУТ ЖЕЛЕЗО
Я прищурилась, разглядывая в глубине дома высокого мускулистого мужчину. Его блестящая кожа почернела от сажи. «Как герой Великой книги», – подумала я. На нем были рукавицы, сотканные из металлических нитей, и черные очки, плотно подогнанные к лицу. Ноздри раздувались, когда он колотил по пламени гигантским молотом. Огромные руки сгибались при каждом ударе. Он мог бы быть сыном Огун, богини металла. В его движениях сквозила радость. «Но он, кажется, очень хочет пить», – подумала я. И представила, как горит его глотка, забитая пеплом. У меня оставалась вода. Полчашки. Я вошла в кузню.
Внутри было еще жарче. Однако я выросла в пустыне. Привыкла к сильному жару и холоду. Я с опаской посмотрела, как из-под молота сыплются искры. Затем со всем возможным уважением сказала:
– Ога, у меня есть для вас вода.
Он не ожидал услышать мой голос. А увидеть в своей кузне тощую девочку, которую люди зовут эву, ожидал еще меньше.
