не в духе. У него случился конфликт с дирекцией труппы. Ему пришлось сдержать свой гнев, чтобы не потерять место, зато сейчас невысказанное кипело, бурлило в его голове и требовало выхода.
– Где тебя носило? – зло спросил он. – Ты час назад должна была закончить работу. И что это у тебя на ногах? Откуда это?
Соня, чувствуя, что назревает скандал, начала сбивчиво объяснять про чаевые, про худые старые ботинки. Не спеша, молча, муж подошёл к ней вплотную. Глаза его приобрели уже знакомый ей хищный блеск. Он забрал из её рук ботинки, отбросил к двери, и вдруг молниеносным движением ударил её по лицу. От неожиданности Соня потеряла равновесие и упала на пол. Он навалился сверху, придавил коленом грудь. Прямо над собой она увидела волчий оскал, остекленевший яростный взгляд, точно такой, какой видела на константинопольском пляже, только теперь он был обращён на неё.
– Я вместо того, чтобы картины писать, вынужден гроши зарабатывать, а ты, дрянь, наряды покупаешь?! Убью!
Она попыталась вырваться, но он только сильнее придавил её коленом, так, что хрустнуло ребро, на неё обрушился град пощёчин. «Забьёт насмерть…» – в отчаянии думала Софья. И вдруг, как озарение, пришла спасительная мысль.
– Отпусти, мне неудобно, – услышала она свой голос, спокойный, даже доброжелательный, словно они просто лежат рядышком и отдыхают.
От неожиданности Богдан на мгновение замер, слегка отстранился, ослабив хватку. Этого ей хватило, чтобы ужом вывернуться из-под него и кинуться к ванной комнате. Она успела накинуть крючок, прежде чем он рванул за ручку. Дверь сотрясалась от рывков и пинков. Соня побелевшими пальцами намертво вцепилась в крючок, с ужасом видя, что шурупы потихоньку вылезают из пазов. На её счастье дверная ручка не выдержала первой, оторвалась. Дверь ванной открывалась наружу, поняв, что ему её не выбить, Богдан сменил тактику.
– Ладно, Соня, поругались, и хватит. Выходи, давай спокойно поговорим, – примирительно сказал он.
Она слышала, как он ходит за дверью, словно зверь в клетке.
– Я погорячился, прости, дорогая! Выходи, спать пора, – раздавался его вкрадчивый голос.
Соня молчала, по-прежнему вцепившись в крючок. Босые ноги заледенели на холодном кафеле. За дверью всё стихло. Она рассматривала себя в зеркало. Лицо на глазах распухало, становясь багровым.
Ей вспомнилась их кухарка Ульяна, на добром лице которой частенько появлялись синяки. Маленькая Сонечка жалела её, прижималась к тёплому мягкому боку, ненавидела и боялась её мужа, хмурого жилистого детину, служившего в их доме истопником. Матушка не раз строго выговаривала ему, но тот только молча переминался с ноги на ногу, пряча колючий взгляд под густыми космами бровей. Разве могла Соня представить, что то же самое случиться с ней самой?! Впрочем, синяки Ульяны не шли ни в какое сравнение с тем, что сделал с ней Богдан.
Намочив
