сознание, когда в госпитале вынесли приговор оставить раненого без ноги, иначе случится гангрена, заспорила с врачами, не позволила резать, убедила, что кость цела; и верно – спустя пару месяцев Макар с палочкой, но на своих двоих, делал первые шаги…
– Напугал меня, – точно подслушав мысли однополчанина, говорила Таисия. – Как узнал про ампутацию, потребовал дать револьвер: не хотел оставаться калекой. Еле успокоила, убедила что все образуется, а то, что рана болит, так на то оно и ранение – от греха подальше отдала револьвер главврачу…
Они простились ближе к вечеру, когда подошло время Таисии возвращаться на пароход. Макар Иванович переживал, что не может проводить – не на кого оставить казенное имущество, нельзя досрочно покидать рабочее место. Наотрез отказался от предложения шахматистов распить кружку пива и засеменил домой. Стоило переступить порог квартиры, как Мария Петровна насторожилась: муж был не похож на себя, таким грустным, задумчивым она видела его впервые. Старушка принюхалась, но от мужа не пахло пивом.
– Точно не в своей тарелке: солнце напекло, давление поднялось? Или старая рана дала о себе знать?
Макар Иванович уселся перед невключенным телевизором, уставился в темный экран и так сидел долго.
– Иди ужинать, – позвала жена.
Макар Иванович взорвался:
– Где прячешь сберкнижку, куда сховала? Зачем копишь? Жадность заела? Иль собираешь на похороны? Лично я умирать не планирую и тебе не советую! Первейшая ты скопидомка, не отыскать такую другую!
Напор напугал старушку, она отступила в кухню, где плюхнулась на табуретку, широко распахнутыми глазами глядя на выведенного из себя мужа.
– Пришел срок раскулачить! Больше не будешь рубль к рублику складывать! Завтра же закроешь счет, заберешь все до копейки и отошлешь Люське. Пусть станет стыдно и приедет!
Макар Иванович ринулся к гардеробу, разворошил стопку постельного белья, достал сберкнижку и открыл рот, да так и остался стоять – на счету Гвоздилиной была лишь незначительная сумма.
– Ну что, ирод, успокоился? – спросила Мария Петровна. – Перестанешь считать жадной, обзывать кулачкой?.. Не пропила, не проиграла. Люське с дочкой и внучкой деньги нужнее. Мы свое прожили, нам многого не надо, а им и на новую квартиру, и на отпуск. Извини, что не доложила, опасалась, что осерчаешь, скажешь: не балуй дочь, не нуждается она ни в чем.
Макар Иванович подошел к жене, положил ладонь на плечо, но Мария Петровна сбросила руку:
– Думал, стала скрягой вроде Плюшкина? А у меня, в отличие от тебя, душа болит за Люсю с внуками, особенно за правнучку. В кооператив дочь вступила, послала на очередной взнос – пусть не живут скученно в двух комнатушках. Тебе не доложила, чтоб голову не забивал хозяйскими делами. Знала, что не осудишь, нам-то деньги ни к чему, а Люсе с семейством в самый раз. Коль остыл, садись письмо сочинять.
Не дожидаясь согласия, старушка смахнула с обеденного стола крошки, принесла тетрадь, ручку.
– Зови
