наш герой, начав терять терпение, не начал ёрзать на своём месте и не заподозрил, что поезд никуда не сдвинется.
– Не, ну что за херня, – придушенным раздражённым тоном сказал он, – может, ты уже поедешь наконец-то?!
В голове роились мысли о том, что он может опоздать к Ире. И тогда ему для того, чтобы хотя бы прикоснуться к её бёдрам, придётся изрядно постараться угодить ей бесконечным потоком слов, состоящим из комплиментов, жалостливых выражений и речей о том, как он по ней скучал, хотя они виделись только вчера вечером. А как раз пустословить он не любил. Его бы воля − всё бы происходило молча, в абсолютной тишине. Потому что во время разговоров он тратил время, которое мог бы провести в её жарких объятиях.
Он посмотрел на часы, и странное чувство скользнуло по всему его телу, остановившись в мозгу мыслью, которую он тут же озвучил:
– Тринадцать сорок четыре… Часы остановились.
Несколько раз ударив ладонью по часам и убедившись, что ничего не исправляется, он рывком поднялся со своего сидения и вышел из вагона.
Как только он ступил обеими ногами на перрон, двери вагона захлопнулись и поезд тронулся с места. Ничего не сказав, не попрощавшись, поезд уехал по-английски, оставив нашего героя стоять самого на холодной, тихой и освещённой лампами бледно-жёлтого цвета станции.
– Хрень какая-то. Наверняка поехал в депо, просто огласить забыли. Сколько я там сидел вообще? Я так опоздаю из-за таких приколов!
Он посмотрел на табло над тоннелем. Оно безмолвно показывало ровно тринадцать часов и сорок четыре минуты. Переведя взгляд на свои часы, он увидел, что они тоже показывают час. Его неизменный жизненный спутник, тот, на кого он всегда мог положиться безоговорочно и полностью – его часы, сейчас показывали неправильное время. Такое случилось в первый раз.
По его ощущениям прошло около пятнадцати минут, а то и больше. Хотя с расчётом времени он был не в ладах и из-за этого опаздывал почти всегда и везде. На работу он опаздывал стабильно на пятнадцать минут, а иногда и на полчаса, за что постоянно получал штрафы, так, что десять процентов его зарплаты уходили на то, чтобы покрыть штрафы за опоздания или затянувшиеся перерывы.
Перерывы на работе для него были особым ежедневным ритуалом, на которых он уделял время себе, своим мыслям и кофе с сигаретами. Кофе из офиса по запаху напоминал запах растворимого кофе из стиков, которые стоят на прилавках на кассах, но менее концентрированного. Это был скорее не кофе, а вода со вкусом кофе. Учитывая любовь нашего героя к объёму чашек, сравнимых с тройным американо, этот напиток был скорее коричневой водой, которую он пил, чтобы зарядиться кофеином. Да и это не имело особого значения, потому что основную роль в этом ритуале играли сигареты.
Для того, чтобы проделать обряд приношения бумаги, резаного табака и клеток организма в жертву никотиновой зависимости, он ставит стакан на парапет ресторана, находящегося прямо возле курилки, чуть отойдя от Министерской площади. Отработанным
