на должность для своего сына, пользовавшегося недоброй славой в денежных делах. «Гурко приехал в Петербург, явился к молодому Императору и поставил ему ультиматум, сделав это в твердой и довольно резкой форме, заключавшийся в том, чтобы его сын был назначен управляющим Канцелярии, или он уходит. Государь согласился на последнее» (С.Ю. Витте).[65]
Не лучше вели себя по отношению к молодому Царю и многие Великие Князья, которые решили, что теперь они смогут принимать участие в реальном управлении государством. Наиболее амбициозными были кланы «Михайловичей» и «Владимировичей». Но, несмотря на глубокое уважение Николая II к Семье, он сразу же пресек подобные попытки со стороны отдельных ее представителей, указав им на главную их обязанность – военную службу. С нескрываемой обидой пишет об ответе Царя Великий Князь Александр Михайлович: «Государь указывал нам на традиции династии Романовых. “В продолжение трехсот лет мои отцы и деды предназначали своих родных к военной карьере. Я не хочу порывать с этой традицией. Я не могу позволить моим дядям и кузенам вмешиваться в дела управления ”».[66]
Конечно, Николай II, особенно в начале Царствования, прислушивался к советам и мнениям и своих родственников, особенно матери, вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны, и ближайшего окружения. Но ни чужие мнения, ни чужие советы не определяли политики Императора Николая II. Он руководствовался в ней исключительно своей совестью и своим мнением.
Большинство воспоминаний современников Николая II, как правило тенденциозных, содержат мнение о возможности влияния на Царя, о его безграничной доверчивости. Но всегда в этих же воспоминаниях можно найти опровержения этим утверждениям. Так, генерал Мосолов пишет о «слабохарактерности» Царя, о различных влияниях на него. И тут же, говоря об отношении Николая II к ежедневной работе, генерал свидетельствует: «Он не имел секретарей. <…> Секретарь Государя мог бы классифицировать корреспонденцию, наблюдать за ходом дел, принимать входящие и т. п. Достаточно работы для двух-трех доверенных приближенных. Но тут-то и заключалась трудность. Надо было бы довериться кому-либо. А Царь недолюбливал доверять свои мысли посторонним. Вдобавок была и другая опасность: секретарь стал бы расти в значении, сделался бы необходимым, влиял бы на Монарха. Влиять на того, кто желал слушаться лишь своей совести! Одна эта возможность должна была сама по себе встревожить Николая II. <…> Императрица имела частного секретаря, графа Ростовцева, Царь – никого. Он желал быть одним. Одним пред своею совестью».[67]
О каких же решающих влияниях на Николая II в сфере большой политики может идти речь, если решение даже малых, непринципиальных вопросов он предпочитал принимать самостоятельно, оставаясь «один пред своей совестью»? Часто приводят примеры, когда по одному и тому же вопросу Царь соглашался с различными, порой, взаимоисключающими мнениями разных министров, а затем объявлял
Витте С.Ю. Избранные воспоминания. М., 1991, с. 308.
Александр Михайлович, Великий Князь. Указ, соч., с. 150.
Мосолов А.А. Указ, соч., с. 77.
